Режим совместимости

Название: Режим совместимости
Автор: HAG108
Бета/гамма: Вакантно)))
Пейринг: Айзен/Хирако, Кьёраку/Укитаке (фоном)
Рейтинг: NC - 17
Тип: Слэш
Жанр: PWP.
Размер: Мини
Тайм-лайн: Ещё до событий Маятника.
Предупреждения: Возможен OOC, жаргонная лексика (так Хирако же...), неграфический MPREG.
Саммари: «Неужели семь лет проведённых рядом со мной его так ничему и не научили?»
Дисклаймер: Персонажи – Кубо, мои лишь трава и ляпы)
От автора: Написано в подарок другу – ярому фанату Хирайзена и Хирако в частности)
Размещение: Можно, только ссылку киньте, куда постить будете))))

Режим совместимости

Это была плохая идея. Очень плохая идея. Говорила же ему Лиза-фукутайчо, не пей с Кьёраку Шунсуем, похмельем начнёшь мучиться ещё до того, как до любимого футончика доползёшь…
Ну да ладно, всё равно хорошо посидели.

- Ах, молодость! – проговорил капитан восьмого отряда, возлежа на пледе под сакурой с красной пиалой в руках и наблюдая за увлечённо целующимися Иккаку с Юмичикой. – Помню, в былые времена мы с Джуу-тяном тоже были полны страсти, только я к женщинам, а он к учёбе… - тёплая улыбка от воспоминаний коснулась губ капитана.
- Да ну нах! Страсть есть в любом возрасте, отвечаю. Только был бы тот, на кого её вылить можно, да чтоб толк был, а то поливать песок как-то стрёмно.
- Ну, а твой лейтенант?
- Соуске-то? Пфр… Фигня всё. Да он же невинен, как девка-первокурсница – шуганётся от одного моего взгляда, «выходящего за рамки рабочих отношений», - сымитировав на последних словах интонации подчинённого, протянул Хирако-тайчо, опрокинув в себя уже чёрт знает, какую по счёту пиалу. По телу разлила тёплая волна. Всё-таки отличное у Шунсуя саке…
- Надо же… А мне казалось, он к тебе не равнодуууушен…
- В смысле?
- Ну, недаром же он за тобой везде ходит.
- Ааа, это… Да выслужиться хочет, вот и всё. Я таких фигову тучу повидал. Плавали – знаем.
- Ну не скажиии… - подложив руку под голову и надвинув шляпу на глаза, протянул Кьёраку, а через пару минут молчания, будто засыпая, тихо добавил: - И всё-таки симпатичный у тебя лейтенантик…
Хирако предпочёл думать, что сегодняшнее саке окончательно заспиртовало его тело и разум, поэтому последние слова коллеги ему не иначе, как послышались. Но даже спустя ещё два часа, уже идя по энгаве в свои покои, гобантай-тайчо не мог отделаться от мысли, что лейтенант-то и вправду смазливенький попался… Копна густых каштановых волос, карие глаза-шоколадки, да и сложён неплохо, чай доводилось его видеть без косоде… Сразу вспомнилось, как он собственноручно спиздил шихакушо Айзена, когда тот пошёл в душ… «Вот умора-то была, бугага».
Проходя, вернее почти проползая мимо комнат Соуске, Хирако увидел свет ночной лампы, просвечивающей через тонкие сёдзи. Ничтоже сумняшеся, капитан распахнул двери и вошёл внутрь. Уже приготовившись гаркнуть что-то вроде: «Соуске, а Соуске, чё не спим-с-то, а?», он остановился, увидев мирно посапывающего на отчётах лейтенанта. Очки лежали рядом с его носом, «свалились во сне, видать…». Не особо отдавая отчёт своим действиям, Шинджи, не оборачиваясь, закрыл двери и присел на корточки рядом с ним. Зарывшись пальцами в густые пряди волос, он чуть потянул, заставляя повернуть голову к себе, и поцеловал его в губы.
Сначала парнишка неосознанно, ещё не проснувшись, отвечал ему, а Хирако распалялся всё больше, видимо, знатное количество выпитого спиртного давало о себе знать, и банальное желание «Позырить» превратилось в «А чё бы и не трахнуть?...». Но всему хорошему приходит конец и дрёме Айзена тоже.
- Х-хирако-тайчо? – без очков, с широко открытыми глазами парень выглядел очень притягательно, особенно для полупьяного, заметно заведённого капитана.
- Просто заткнись в кои-то веки! – каким бы дохлым он ни казался, но силы, чтоб завались Айзена на татами у Шинджи всё-таки хватило.
Накинувшись на чуть припухшие губы, он с силой протиснул язык внутрь, проходясь по ровной кромке зубов, дотрагиваясь до гладкой поверхности щеки, вылизывая и посасывая, казалось онемевший, язык. Руки капитана блуждали по телу юноши, оглаживая бока и зарываясь в его шевелюру. Через какое-то время Айзен обречённо вздохнул и прекратил всякое сопротивление, спокойно ожидая, когда капитана отпустит. Оторвавшись ото рта подчинённого, Хирако с силой потянул голову Соуске назад за загривок, просто, потому, что бесил своей готовностью исполнить любой приказ. Даже сейчас, когда он практически насиловал его, Айзен вёл себя, как покладистая сучка, в очередной раз терпя новый заскок капитана. Вся эта его правильность, педантичность, скрупулёзность, с которой Соуске строчил отчёты один за другим, выводили Шинджи из себя. А одно его мягко-укоризненное «Тайчо…», когда он послал его за семками для Хиёри в три часа ночи, разбудив громогласным «Соуске!»… Бесит до страшности! Хоть бы раз вспылил, наорал или хоть как-нибудь эмоции проявил! Так нет же, ходит, как с ледяным колом в… одном месте. Все эти мысли разозлили Хирако, следствием чего стала прокушенная губа лейтенанта. Айзен охнул и неловко дёрнулся в сторону, но Шинджи не дал ему далеко уползти и накинулся губами на его шею, ставя болезненные отметины на нежной коже.
«Точно синяки останутся», - подумал фукутайчо.
Из-за того раздражённого состояния, в котором находился блондин, его действия стали какими-то резкими, от спокойствия и размеренности движений, что были в начале, не осталось и следа. Он чуть ли не рвал на лейтенанте оби, стаскивая его и косоде, покрывая ключицы и грудь поцелуями-укусами. Никакой нежности он не проявлял, пресекая любые попытки отстраниться или уйти от болезненных ощущений. Сразу вспомнились все свои выходки и вечно спокойное «Тайчо…», и то, что этот хмырь очкастый всколыхнул в нём старую-добрую паранойю, заставляя думать о себе почти постоянно. Какого хрена?!
«Таскался везде следом… Хотел выслужиться? Ну, вот сейчас и выслужишься…»
В очередной раз до крови прокусив губу фукутайчо, Хирако отстранился и рывком перевернул Айзена на живот, ложась сверху и вжимаясь вставшим членом в его ягодицы. Тело под ним напряглось.
- Тайчо, Вы же не…
- Именно, Соуске-бо, сейчас я тебя трахну.
Видимо, эти слова, наконец, заставили шатена вылезти из скорлупы деланного спокойствия и поддаться панике. В конце концов, синяки пройдут, а вот лишиться девственности – это уже куда серьёзнее. Может быть, если бы Хирако-тайчо был трезв, он бы и не сопротивлялся, но сейчас у лейтенанта пятого отряда были все основания полагать, что невредимым он отсюда не выйдет. Поэтому он изо всех сил попытался выбраться из стальной хватки своего капитана. «И откуда только силы взялись? Не ест ведь ничего…». Он пинался, лягался, даже в морду ему пытался дать, предварительно извинившись, правда, но ничего не получалось. А когда капитан снял с него хакама и, навалившись всем телом ему на спину и удерживая обе руки лейтенанта у него над головой, ввёл в анус сразу два пальца, на Соуске, помимо боли от грубого проникновения, нахлынула волна такого отчаяния и ощущение неизбежности, что из глаз полились нечаянные слёзы, а из горла вырвался придушенный всхлип. Не так он представлял свой первый раз с Хирако-тайчо... Даже в самых дерзких фантазиях он не видел ничего подобного, не говоря уже о том, что роли всегда были распределены диаметрально противоположно, и это он нависал над своим капитаном.
Этот еле слышный всхлип отрезвил пьяный разум гобантай-тайчо. Красная пелена перед глазами рассеялась, и Шинджи увидел под собой сведённое судорогой тело с красными следами ногтей и зубов. Его ногтей и зубов… «Да что же это я, в самом деле… Он, конечно, та ещё сволочь доставучая, но не настолько же…». Вынув практически сухие пальцы из лейтенанта, Хирако увидел на них красные следы…
- Твою мать, Соуске, у тебя кровь. Где аптечка?
Шмыгнув носом и пытаясь взять себя в руки, Айзен указал на дальний угол комнаты, где стоял шкаф с вещами:
- Н-нижний ящик, слева.
Спустя минуту Хирако уже обрабатывал сфинктер и царапины подчинённого заживляющей мазью, а шатен стоял на коленях, опустив пылающее лицо на скрещенные руки.
- Прости. Я был пьян и не думал о том, что делаю.
- Всё в порядке, тайчо, - спокойно прогундосил откуда-то снизу офицер.
- Вот вечно ты так! – по новой вспылил Хирако. - «Всё хорошо, тайчо! Всё нормально, тайчо! Не делайте так, тайчо! Тайчо. Тайчо! Тайчо!!!» Только и делаешь, что тайчокаешь… Достал уже.
- Простите, т…
- Ещё раз повторишь это слово - убью… - за секунду успокоившись, оповестил Шинджи, закрывая баночку с мазью и складывая разворошенную аптечку. – Тебе надо поспать, иди, ложись.
Но никаких ответных действий не последовало.
- Соуске, чё, оглох?
- Никак нет.
- Тогда чё стоишь? Так поза понравилась?
Айзен нервно дёрнулся и попытался сесть. Чуть пониже спины было немного неуютно, но парня это мало волновало, в отличие от стояка между ног.
Хирако слепым не был и, конечно же, заметил сей факт.
- Вот уж не думал, что у меня лейтенант – мазохист, - коронная усмешка капитана никак не вязалась с потерянным выражением лица шатена. «Блин, это как щенка побить и под дождь выкинуть… Да твою ж мать!» - Соуске, ты меня бесишь! А ну живо на футон, девственник несчастный!
- Тайчо?... – недоумение во взгляде… «Хм, это что-то новенькое»
- Давай, давай.
Послушно поднявшись и подойдя к расстеленному футону, Айзен остановился, не зная, что делать дальше.
- Ложись.
- Та….
- Убью.
Под мрачным взглядом и фирменным оскалом «Меня окружают одни идиоты», парень лёг на спину, после чего был тут же осёдлан Хирако.
- Уж прости, Соуске, но если я решил тебя трахнуть, то у тебя нет выбора.
Айзен нахмурился и напряженно уставился в глаза своего капитана, готовясь в любой момент начать вырываться.
- Да не боись, лишать невинности я тебя не буду. Я гад тот ещё, конечно, но тоже верю, что первый раз должен быть самым невъебенным. А я сегодня не в том состоянии, как видишь.
- Тогда что… - Соуске осёкся, поняв, к чему клонит капитан, и заливаясь краской от одной лишь мысли об этом.
- Какой сообразительный, - усмехнулся Шинджи, развязывая пояс и снимая с себя всю одежду. – Оближи, - приказал он, протягивая к его губам два пальца.
Айзен, не веря в то, что происходит, обильно смочил пальцы капитана слюной, а потом с вящим ужасом на лице наблюдал за тем, как тот, заведя руку за спину, растягивает себя.
Много времени Хирако не потребовалось, чай целибат он не хранил и любил секс как в активе, так и в пассиве. Немного приподнявшись, тайчо нацелил головку члена на свой вход и уже был готов опуститься на него, когда его отвлёк беспокойный голос лейтенанта:
- Тайчо! Но как же…
- Блядь, да заткнись ты уже! – И с размаху сел на возбуждённый орган, приняв его на всю длину.
Стоны обоих слились воедино. Хирако пытался привыкнуть к размерам своего лейтенанта, а Айзен, откинув голову назад и оперевшись на локти, старался не кончить от одной лишь картины нанизанного на его член капитана.
- Ох, недооценил я тебя, Соуске. Где письку-то такую откопал, а? – зашипев, Шинджи всё же начал медленно двигаться вверх-вниз, стараясь привыкнуть к слегка подзабытым ощущениям.
Откинув голову назад и прикрыв глаза, блондин методично то поднимался, то опускался на всю длину. Айзен смотрел на худое тело капитана и не верил своим глазам. То, о чём он мог только мечтать, сейчас происходило с ним наяву: тайчо отдавался ему… Прогнувшись в пояснице, с испариной на висках, с раскинувшимися по спине роскошными длинными волосами, упираясь ему в грудь кончиками пальцев, Хирако был прекрасен…
Но что-то было не так. Не так, как он себе представлял… Что-то не соответствовало. Он не соответствовал. В своих фантазиях Айзен не был таким бездейственным. Он не только получал удовольствие, но и дарил, даже в большей степени дарил, чем получал. Соуске всегда старался соответствовать и делал всё для этого: учил наизусть учебники в академии, тренировался, даже когда на это уже не оставалось сил, чтобы быть самым лучшим на курсе; работал, не покладая рук, когда его назначили лейтенантом в пятый отряд; учился всем премудростям любви как однополой, так и с женщинами, когда влюбился в своего невозможного капитана, чтобы потом, если так случится и ему повезёт, не упасть в грязь лицом и соответствовать… Только вот он не учёл того факта, что с Хирако-тайчо всё всегда идёт шиворот на выворот и никогда нельзя предугадать, что он выкинет в следующую секунду.
- Импровизировать.
- Чё ты там бухтишь… а, Соуске? – чуть задыхаясь, вопросил Шинджи, поворачивая голову к лейтенанту.
Расширившиеся зрачки, призывно приоткрытый влажный рот с ровным рядом зубов так манили поцеловать эти губы, что Айзен не сдержался и потянулся к лицу капитана. Шинджи милостиво позволил себя поцеловать и с немалой долей удивления отметил, что Соуске довольно-таки неплохо целуется. «Невинная дева, да? А с чего, собственно, я это решил?...»
Айзену удалось невозможное: он усыпил, вернее уцеловал бдительность Хирако и, воспользовавшись тем, что тайчо отключился от реальности и вовсю отвечает на его поцелуй, прижал его к себе за талию и повалил на футон, ложась сверху и начиная самостоятельно двигаться в уже разработанном отверстии. Шинджи, не ожидавший ничего подобного от крошки-девственника, хотел уже проехаться по его осведомлённости в делах любовных, но шатен задел ту самую точку внутри него, которая посылает разряд по всему телу, выгибая его дугой и заставляя громко стонать. Эти ласкающие слух звуки отозвались в теле шатена крупной дрожью, и он прижался горячим лбом к, всего лишь на первый взгляд, хрупкому плечу капитана, не сдержавшись и чуть ускоряя темп. Хирако простонал что-то невнятное и обвил Айзена руками за шею, закинув одну ногу тому на спину, чтобы было удобнее им обоим. Фукутайчо покрывал поцелуями лицо, острый подбородок, шею, ключицы – всё, до чего мог дотянуться. Его переполняли эмоции, он так давно ждал этого момента, так хотел ощутить тепло чужого тела под собой, стоны, ноги, руки, обвивающие его… Он терялся во всех этих ощущениях, не контролируя, что делает. Восхитительный шёлк кожи, дыхание одно на двоих, смешивающаяся воедино реацу, вырывающаяся наружу и заставляющая находящихся неподалёку более слабых шинигами пригинаться к земле и судорожно хватать воздух пересохшими губами… Всё это было слишком, чтобы хоть какие-то остатки самоконтроля сохранились. Зарывшись одной рукой в волосы капитана, и обхватив его за талию другой, Айзен жёстко входил в столь желанное тело, подгоняемый жаркими стонами и замутненным взглядом из-под полуопущенных век. Шатен беспорядочно целовал лицо капитана, уделяя особое внимание губам. Он вбивал Хирако в футон, при каждом толчке задевая простату и ловя стоны удовольствия. Их реацу закручивалась, клубилась и заполняла комнату, вырываясь наружу, потрескивая и иногда искрясь, как при ударе камня о камень.
Наконец, не выдержав дикого напряжения, Соуске сел на пятки и, потянув за собой капитана, стал вбиваться в его тело. Чувствуя, что уже вот-вот кончит, он обхватил член Хирако рукой и стал быстро двигать ей по всей длине. Шинджи громко застонал и выгнулся, держась руками за шею лейтенанта и бурно кончая ему в руку. От открывшейся перед ним картины у Соуске перехватило дыхание, и он последовал за капитаном, выплёскиваясь глубоко внутри него и дрожа всем телом.
Обессилев, они рухнули на футон, восстанавливая дыхание и приходя в себя.
- Я не хочу думать о произошедшем… так что ложись спать, Соуске-бо…
Кое-как накинув на них обоих одеяло, Хирако попытался заснуть: сил идти куда-либо, да и вообще делать что-то не было. Единственной связной мыслью в засыпающем мозгу было: «Ну, нифига се "чистый и непорочный"…» - а то, что его обняли за талию и притянули под горячий бок, вообще не отложилось в памяти, ибо к тому моменту Шинджи уже спал.

~*~*~*~

- Шунсуй, смотри! Лотосы!
- Джуу-тян, ты ошибаешься, лотосы здесь не цветут, к тому же сейчас ночь, а ночью они, к сожалению, закрываются…
- Но, Шунсуй! Сам посмотри, это лотос!
- Ооо! И правда… Ну, надо же…
- А помнишь, моя мама рассказывала нам в детстве одну легенду, что распустившийся ночью розовый лотос – символ плодородия и семейного счастья?
- Ага, - губы Кьёраку сами по себе растянулись в улыбку довольного жизнью кота. – Прямо-таки и не знаю, что думать…
- Шунсуй, я серьёзно…
- Я тоже. И сейчас я тебя поцелую, зря они что ли сегодня расцвели? - И не давая другу опомниться, на свой страх и риск притянул его в свои объятья, осторожно, но настойчиво целуя…

~*~*~*~

Утро подкралось как-то незаметно, резко и крайне неприятно. У Шинджи болело всё: начиная с головы и заканчивая кончиками пальцев на ногах.
- Ууу!!! Лиза-тян, почему я тебя не слушал?!
- Доброе утро, тайчо.
- Сгинь. Мне плохо.
- Воды?
- Угум… И чё-нить от головы…
- От головы только гильотина или меч, Вам что больше нравится?
- Соуске, убейся об стену со всей своей правильностью! И кстати, что ты делаешь у меня в комнате?
- Не хотелось бы Вас расстраивать, но Вы у меня в комнате, тайчо… - и с замиранием сердца: - Вы что, ничего не помните?
- А должен? Где моя грёбанная вода и таблетки?! – от собственного голоса голова разболелась ещё больше, а только утихнувшая мерзкая пульсация в висках вернулась с новой силой.
Айзен, молча, встал, налил в стакан воды и подал его капитану вместе с таблетками, как и подобает примерному лейтенанту. Он решил, что если Хирако-тайчо ничего не помнит, то это – к лучшему, мало ли, как бы он себя повёл на трезвую голову. А так у него хоть будет возможность быть рядом и незаметно любоваться этой гадиной…
- Соуске, я абонирую твою комнату на неопределённый срок. Можешь попрыгать от счастья. Ток не сильно, а то меня вырвет от качки…
- Да, тайчо. Вы позволите мне исполнить свои обязанности на сегодня?
- Ага, валяй.
- Благодарю.
Выйдя из комнаты и стараясь не шуметь, Айзен осторожно закрыл сёдзи, вновь одевая маску спокойствия и доброжелательности, будто ничего и не было вовсе.

~*~*~*~

- Епт… чё ж так плохо-то? Две недели назад жеж пили, а пахмелюга до сих… - очередной приступ рвоты прервал Хирако ещё в начале только зарождающейся тирады.
- Тайчо, может, в четвёртый отряд обратиться? Думаю, Унохана-тайчо быстро разберётся, что с Вами…
- Сгинь… - оперевшись одной рукой на унитаз, блондин кинул мотком бумажных полотенец куда-то себе за спину, видимо, целясь в лейтенанта.
- Как Вам будет угодно…

~*~*~*~

- Тайчо, Вы уже почти месяц мучаетесь. Может всё-таки в четвёртый, а?
- Соуске… - еле слышный голос донёсся до фукутайчо из-под вороха одеял-подушек.
- Тайчо, - голос Айзена посуровел и приобрёл повелительные нотки, - прошу прощения за то, что собираюсь сделать, Вы можете потом меня уволить, но я не могу позволить Вам умереть от истощения и обезвоживания!
И завернув вяло сопротивляющегося капитана в одеяло, с помощью самого быстрого, на какое только был способен, шунпо гобантай-фукутайчо понёсся к баракам четвёртого отряда.

~*~*~*~

- Поздравляю Вас, Хирако-тайчо, - мягкий голос Уноханы лился в тишине кабинета спустя полчаса молчания, во время которого она обследовала так внезапно появившегося больного.
- С чем это?
- С тем, что Вам очень повезло. Реацу Вашего партнёра очень схожа с Вашей, что и позволило Вам забеременеть.
Айзен застыл возле двери, как громом поражённый, а Шинджи после недолгой паузы заржал во весь голос. Отсмеявшись, он криво улыбнулся и произнёс:
- Пантовая шутка, заценил. Только может, Вы, наконец, скажите, что со мной, а то мне совсем не нравится пытаться выблевать свои же внутренности каждые двадцать минут.
- Хирако-тайчо, я говорила серьёзно. Вы беременны, и у Вас всего лишь токсикоз. Спросите любую женщину, и она Вам скажет, что это обычное явление в первом триместре.
И вот после этого в кабинете главного медика Готея начался настоящий кошмар под названием «Истерика by Хирако Шинджи», которого в шесть рук пытались успокоить Унохана, прибежавшая на шум Исане и бледный с нежной синевой Айзен, еле стоящий на ногах.
Спустя час криков и киданий чем под руку попадётся в стены, окна, пол и многострадального Айзена в придачу, ибо лох, Рецу удалось кое-как влить в коллегу отвар успокоительных трав и усадить будущего мама на стул. Котецу же, видя, что все успокоились, отхаживала бедного фукутайчо, который, казалось, в любой момент был готов отправиться на свидание с довольно-таки не мягкой поверхностью пола.
- Есть хоть способ определить, кто этот ублюдок, из-за которого я теперь с пузом ходить буду?
Нисколько не удивившись, ведь она и не такое видела, Унохана-тайчо, как всегда мягко улыбаясь, ответила:
- К сожалению, подобные прецеденты случаются крайне редко, и все предыдущие разы у забеременевших были устоявшиеся связи со своими партнёрами, и в поисках «отца» они не нуждались.
- Класс… - безэмоционально выдавил Шинджи. – Как долго мне ещё мучаться-то?
- У Вас три недели, так что осталось ещё около восьми месяцев.
- Три недели, говорите… Соуске, чё такого было три недели назад?
- Вечеринка в восьмом отряде… - с замиранием сердца ответил лейтенант.
- А, да, я тогда ещё с диким похмельем у тебя проснулся…
Тудум. На Хирако снизошло озарение…
«Три недели срока. Три недели назад я дрых у Соуске. А когда проснулся, у меня всё болело. Даже там… Но я списал это на отзвук попойки и общее херовое состояние… Не может быть…»
- Датвоюжбогадушумать, Соуске!!! – крик Шинджи был такой силы, что, казалось, его слышали даже в восьмидесятом районе Руконгая. – Какого хрена ты мне свою торчалку вставил?! Кто тебе разрешал казённое трогаться, а?! Я тебя спрашиваю?!
Хирако вскочил со стула и медленно стал надвигаться на невольно отходящего подальше лейтенанта. Вид у него был крайне угрожающий: глаза прищурены, обычной скучающей улыбки и след простыл, губы сжаты в тонкую линию и край верхней слегка подрагивает, будто её обладатель хочет зарычать, а может и не «будто»… Да и сжатые, до кучи, кулаки особой уверенности в сохранности собственной шкурки как-то не добавляли. Сейчас Айзен был искренне рад, что зампакто капитана остался лежать на подставке у него в комнате, а не висит под рукой… Так у него оставались хоть какие-то шансы выжить.
- Тайчо…Я прошу прощения за грубость, но… это Вы первый начали…
- Ах, вот как! Так это я виноват в том, что ты меня обрюхатил, да?! – вот что-что, а шипеть на манер змеи Шинджи умел превосходно…
- Тайчо, я…
- Иди и сдохни, – весь запал, вся злость куда-то делись, захотелось просто лечь и уснуть, не думая ни о чём. «Чёртовы гормоны…»
На Айзена было больно смотреть, таким несчастным он казался. «Я люблю Вас, тайчо» - вертелось в голове лейтенанта, но он понимал, что его слова для капитана сейчас не будут значить ровным счётом ничего. Хирако был зол на него за то, что он доставил ему неприятности, причём довольно продолжительные, как оказалось…
- Давайте, все успокоимся, - мягкий голос Уноханы сам по себе успокаивал даже самых буянистый пациентов, а в купе с принятыми лекарствами, её слова быстро воплотились в жизнь: Хирако сел на стул, откинувшись на спинку, а шатен у него за спиной сполз по стене на пол, уткнувшись лицом в колени.
- Думаю, что у Айзена-куна были свои причины на то, чтобы сделать то, что он сделал.
- Да ну?…
- И не похоже, чтобы Вы, Хирако-тайчо, особо сопротивлялись или были против, раз уж забеременели, - на это Шинджи нечего было возразить, да и не особо-то хотелось. – И, уж простите, но я не очень понимаю Вашего недовольства. Вы должны быть рады: у Вас будет ребёнок, а это большая редкость для шинигами. Даже женщине очень сложно забеременеть, не говоря уж о мужчине.
- Эт чё, я ему ещё и благодарен должен быть?
- А почему бы и нет? Он подарил жизнь Вашему будущему ребёнку, так что это уже достойно благодарности. К тому же не думаю, что Ваш лейтенант делал это из корыстных побуждений… - её взгляд устремился ему за спину.
Хирако повернул голову назад и увидел, в какой позе эмбриона сидит его подчинённый: пальцы судорожно сжимают идеально отглаженную ткань хакама, голова опущена, а плечи еле заметно подрагивают… Ками-сама, ну, почему эти юнцы такие чувствительные?! Неужели семь лет проведённых рядом со мной его ничему так и не научили?»
- Эй, Соуске.
- Д-да, Хирако-тайчо?
- Есть такая поговорка в Генсее: «Любишь кататься – люби и саночки возить» - так что будешь за мной ухаживать все восемь месяцев, а потом вообще продашься в рабство – мне и нашему ребёнку, понял?
Айзен замер, не веря своим ушам.
«Неужели?.. Он что, на самом деле разрешит мне подойти к малышу?..»
- Вы серьёзно, тайчо?.. – почему-то шёпотом спросил шатен, шумно сглатывая. - Можно?
После недолго, задумчивого молчания Хирако ответил:
- Да, можешь приступать. Хочу сладкие натто и хурмовый сок… Ками-сама, какая гадость! Эта беременность меня добьёт!
И Айзен, сияя счастьем, понёсся выполнять поручение своего… капитана? Нет, будущего мужа, или он не Айзен Соуске!

THE END?

@темы: Хирако, слеш/яой, Айзен, Фики, Bleach

---

Мой рождественский спаситель

Название: Мой рождественский спаситель
Оригинал:Mon Sauveur de Noël
Язык оригинала: Французский
Автор: Cleo McPhee
Разрешение на перевод: получено
Переводчик: HAG108
Бета/гамма: Mapkusa/Мандаринка
Пейринг: ГП/ЛМ
Рейтинг: NC - 17
Тип: Слэш
Жанр: Романс, PWP.
Размер: Мини
Перевод: закончен
Тайм-лайн: 6 курс.
Предупреждения: OOC, Дамби не то, чтобы плохой, но хорошим его назвать сложно.
Саммари: На рождественские каникулы Гарри отправляют к Дурслям, и в канун Рождества дядя Вернон в пьяном угаре начинает к нему приставать. Поттеру приходится спасаться бегством и бродить по улицам Лондона. Он заблудился и очень устал. Прислоняясь к стене и съезжая по ней на землю, он уже ни на что не надеется… Но, может быть, люди не зря говорят про чудеса в канун Рождества?
Дисклаймер: Все герои «Гарри Поттера» принадлежат Дж. К. Роулинг, к моему превеликому сожалению…
От автора: В данном фанфике описываются отношения сексуального характера между мужчинами, так что гомофобам здесь не место… Мама!!! Немедленно закрой эту страницу!
Размещение: можно, только ссылку киньте, куда постить будете))))

До начала рождественских каникул оставалось всего четыре дня, и Гарри Поттер, проснувшийся в кои-то веки в столь ранний час – шесть утра - предавался мечтам о том, как он проведёт эти пару недель заслуженного отдыха. Но около девяти часов, когда все его однофакультетники проснулись и собирались на завтрак, в спальне мальчиков шестого курса Гриффиндора появился домовик в форменной одежде Хогвартса и передал брюнету записку директора, в которой тот просил мальчика зайти к нему для беседы.
«Наверняка хочет поговорить о дополнительных занятиях на каникулах с кем-нибудь из авроров или профессоров. Хотя, из профессоров на Рождество в школе остаётся только Снейп… Гадство…» - примерно с такими мыслями парень шёл по многочисленным коридорам школы к кабинету Альбуса Дамблдора, ежась от холода. На улице-то чай не май месяц!
Подойдя к каменной горгулье на третьем этаже, он произнёс пароль – «Сахарные перья» - и, поднявшись по винтовой лестнице до входа в кабинет директора, легонько постучал в дверь. С той стороны послышался усталый старческий голос:
- Войдите.
Гарри вошёл, поприветствовав пожилого мага, и сел в кресло напротив него. Дамблдор, как и всегда, предложил ему свои любимые лимонные дольки, от которых он отказался. Зато с удовольствием согласился на кружку ароматного чая с травами. В течение долгого времени в кабинете стояла уютная тишина, но, выпив уже больше половины содержимого кружки, Поттер решился нарушить молчание:
- Профессор, я могу спросить, зачем вы меня вызвали?
- Я так понимаю, ты хочешь провести каникулы в замке, не так ли? – после утвердительного кивка он продолжил: - Ясно. Понимаешь, Гарри, дело в том, что Волдеморт в последнее время всё чаще стал устраивать акции устрашения по всей стране, и с каждым разом жертв становится всё больше. Помимо этого я заметил, что все рейды стали проходить в непосредственной близости от Хогвартса, а Хогсмид стал практически постоянным полем боя между Пожирателями и аврорами. Туда даже направили несколько отрядов авроров в штатском для постоянного наблюдения. В связи с этим я решил, что тебе не стоит оставаться в замке на Рождество, - маг взглянул на Гриффиндорца и увидел, как тот начинает хмуриться всё больше.
- К чему Вы клоните, директор?
- Мальчик мой, пойми, это опасно! Мы не можем так рисковать твоей жизнью и здоровьем.
- Ладно, я никуда не буду выходить с территории школы, - увидев, что Дамблдор хочет что-то сказать, парень его перебил: - Ок, я даже на улицу выходить не буду!
- Гарри, я редко буду появляться в замке, почти все учителя и ученики разъедутся, и, если что, ты останешься один на один с нападающими. Я не хочу рисковать, и поэтому связался с Дурслями… Они согласились приютить тебя у себя на каникулы.
Если бы Поттер был в этот момент на ногах, то он обязательно бы шлёпнулся на пол, пребольно ударяясь о каменные плиты.
- Что? То есть… Вы хотите сказать, что мне придётся опять ехать к этим грёбаным Дурслям?! Какого хрена?! Твою мать, Вы же обещали мне, что я никогда больше не вернусь к ним! Вы знаете, как они со мной обращались и всё равно хотите отправить меня туда!?
- Оставаться здесь очень рискованно, и я принял решение. Ты проведёшь каникулы на Прайвет-драйв, и это не обсуждается, Гарри, - жёстко произнёс пожилой маг.
- Это чистой воды лицемерие с Вашей стороны, профессор. Не знали об этом? – истеричный смешок вырвался из саркастично искривлённых губ молодого человека.
Старик недоверчиво посмотрел на него, но ничего не сказал.
В конце концов, Поттер тряхнул головой, ошарашено хмыкнул и резко поднялся с кресла. Он вперил недоверчивый взгляд в директора, открывая и закрывая рот, всё не решаясь начать, но потом не сдержался и заговорил:
- Весь пятый и шестой курс Вы отправляли меня бороться с Пожирателями во время их рейдов, не говоря уже о том, что мне пришлось пережить во время первых четырёх. Я рисковал своей жизнью. Даже с Волдемортом успел повстречаться! Несколько раз! И после этого Вы смеете говорить, что отправляете меня к этим монстрам, чтобы уберечь от опасности?! Не смешите меня!
И не дожидаясь оправданий и той лапши, которую директор наверняка собирался щедро навешать ему на уши, он развернулся на каблуках и вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Сбежав вниз по лестнице, он понёсся по коридорам замка на восьмой этаж. Ему нужно было место, где его никто не смог бы найти.
По пути парень встретил своего преподавателя Зельеварения и чуть не сбил того с ног, не обратив внимания, куда бежит. Мужчина хотел что-то крикнуть ему в след, но не сделал этого. Он был в шоке от того, что увидел. Как бы он не выводил этого невозможного Гриффиндорца из себя, сколько бы не поливал грязью его отца и крёстного, как бы не издевался над ним на своих уроках и в другое время, но мужчина никогда не видел Мальчика-Который-Выжил плачущим… А сейчас он увидел залитое слезами лицо мальчишки и дикое, всеобъемлющее отчаяние в глазах этого вечного оптимиста. Неужели это было правдой и кому-то удалось вывести этого молодого человека из состояния душевного равновесия, заставив того нестись куда-то сломя голову со слезами на глазах?
Тем временем Поттер уже достиг того коридора, где находился вход в Выручай-комнату, и, пройдя три раза мимо неё, он вошёл внутрь через появившуюся словно из ниоткуда дверь. Стоит отметить, что, как только он зашёл, дверь исчезла, и стена вновь стала девственно чиста, как и двумя минутами ранее. Пройдя в глубь комнаты, парень опустился в кресло, свесив ноги с подлокотника и уткнувшись лбом в мягкую спинку. Посидев так пару минут, бездумно болтая ногами, брюнет погрузился в воспоминания и в памяти всплыли последние рейды с его участием.
Много раз во время боя юноша чувствовал на себе чей-то обеспокоенный взгляд, как будто кто-то за ним присматривал, чтобы он не оказался в смертельной опасности. Как тогда, с Грейбеком, которому поручили поймать и доставить Мальчика-Который-Выжил Волдеморту. Оборотень загнал парня в угол и, когда тот уже утратил всякую надежду на спасение, этот амбал упал, как подкошенный, от заклятий Инкарцеро и Петрификус, пущенных ему в спину. Подняв глаза на своего спасителя, Поттер встретился взглядом с Люциусом Малфоем. Мужчина стоял позади оборотня, чтобы тот его не увидел, и не пытался напасть на практически безоружного молодого человека. Он лишь изменённым голосом посоветовал быть осторожнее и аппарировать отсюда поскорее. Они много раз встречались в рейдах с тех пор, и каждый раз блондин вытаскивал его гриффиндорскую задницу из-под летящего в него проклятия. За Грейбеком были братья Лестранжи, потом Долохов, а затем его собственная жена, Нарцисса Малфой. Когда же они встречались во время боя на виду у всех и им приходилось драться, но Люциус никогда не посылал в него те заклятия, которые Гарри не смог бы отразить. У Поттера сложилось такое впечатление, что Малфой-старший мало того, что отказался от идеи причинения вреда Мальчику-Который-Выжил, так ещё и пытался его защищать.
Мда, с каждым рейдом всё чудесатее и чудесатее…
Ещё более странным стало то, что вскоре после событий с Грейбеком он начал видеть аристократа в своих снах. Юноша не мог не признать, что Люциус был очень красивым мужчиной: высокий, статный, с серыми глазами и длинными светлыми волосами, закрывающими полспины. А помимо внешней красоты, в каждом его действии и взгляде виднелся ум и, что самое главное, разум. В отличие от большинства его "соратников".
Поттер почувствовал горячую волну, прошедшуюся по всему телу от воспоминаний об этом человеке, и на его щеках появился жгучий румянец.
Парень давно уже понял, что его больше привлекают мужчины, нежели представительницы прекрасного пола. На четвёртом году обучения он обратил внимание на одного из участников Турнира Трёх Волшебников, Седрика Диггори. Хм, от семикурсника Хаффлпаффа до правой руки Тёмного Лорда за два курса – это… круто, ничего не скажешь.
«Но блондинчик сам виноват, нефиг было постоянно меня защищать и смотреть на меня своими невозможными серыми глазами…»
Поттер пытался понять мотивы мужчины, но всё – без толку. Быть может, аристократ испытывал к нему какие-то чувства? Нет! Это не возможно! Они совершенно не знают друг друга, да и пересекаются чаще всего только в рейдах. К тому же, редкие разговоры в мирное время полны сарказма и оскорблений в адрес друг друга. Так что никаких чувств здесь быть не может.
В последнее время он вполне мирно общался с Драко, хоть такие разговоры и случались крайне редко: межфакультетская вражда как-никак… Возможно, Слизеринец писал отцу о нём, и Люциус решил, что относительная дружба его сына с Героем – это шанс на нормальную жизнь и избавление от ига Тёмного Лорда?
Юноша покачал головой: он окончательно запутался.
~*~*~*~
А в это время в Малфой-меноре Люциус сидел в своём кабинете. Он не выходил оттуда уже третьи сутки. С тех самых пор, как Нарцисса изъявила желание, чтобы Драко принял Тёмную метку на рождественских каникулах, из-за чего Глава Рода был зол на эту идиотку, которую все по ошибке называли его женой, и метался по кабинету, как раненый зверь. Он напивался все эти дни и думал о своём зеленоглазом чуде, которое стало его персональным проклятием. Для сына Люциус всё уже предусмотрел. Драко не вернётся в Менор на праздники. Не могло быть и речи о том, чтобы его наследник вывозился в том дерьме, в которое его самого втянул Абрахас следом за собой. Люциус готов был отдать всё, лишь бы стереть это рабское клеймо со своего предплечья. Так страстно он не желал ничего, кроме свободы. Избавиться от Нарциссы и начать жить с тем человеком, которого он на самом деле любит, - вот, чего хотел Малфой-старший наравне с избавлением от метки и смертью Лорда.
Мужчина так погрузился в свои мысли, что не заметил, как его камин полыхнул зелёным. Только, когда Северус поднёс руку к его лицу и помахал перед ним, он вскинулся и уставился на него слегка дезориентированным взглядом.
- Здравствуй, Люциус.
- Здравствуй, Северус. Чем обязан столь раннему визиту?
- Я по поводу Поттера. Ты просил меня рассказывать тебе всё, что я узнаю о нём, и взял с меня слово, что Лорд об этом не узнает. Я доверяю тебе, Люциус, поэтому и пришёл. Я хотел рассказать о сегодняшнем инциденте, произошедшем несколькими часами ранее.
Малфой налил два бокала коньяка и протянул один другу. Пригубив содержимое своего, он произнёс:
- Я тебя слушаю…
- В общем, сегодня утром Поттер чуть не сшиб меня с ног, когда нёсся куда-то по коридору сломя голову. Я, конечно же, собирался снять с него сотни две баллов за нападение на учителя и крикнуть ему об этом вслед. И я обязательно бы это сделал, если бы не увидел, что он плачет. Мне показалось, что он сильно на кого-то злился, но в то же время у него в глазах было такое отчаяние и боль, что даже мне стало как-то не по себе… Знаешь, я никогда его таким не видел. Нет, мне доводилось видеть его и в гневе и… в бешенстве, я видел то, что осталось от кабинета Дамблдора, когда этот мальчишка разнёс его в конце пятого курса, но, несмотря на всё это, он всегда оставался непрошибаемым оптимистом. Всё-таки Гриффиндор – это диагноз! А сегодня… Не знаю, что меня дёрнуло в тот коридор, но я встретил две трети Золотого трио в компании ещё пары Гриффов. Из их разговора я понял, что Поттеру предстоит отправиться к его родственникам-магглам на Рождество. Грейнджер была вся в слезах, и чуть позже, когда мне удалось застать её одну и убедить в том, что мне можно доверять, она объяснила, почему Поттер так не хочет возвращаться к этим магглам. Они вечно придираются к нему, причём не по делу, оскорбляют, морят голодом и используют в качестве домового эльфа. А если он сделает что-то «не так», избивают. Ещё на первом курсе он признался Лонгботтому, что страшно боится своего дядю. Кстати, как потом выяснилось, этот маггл приставал к нему и раза три пытался зажать в углу, но, к счастью, каждый раз мальчишке удавалось сбежать. Не знаю, стоит ли верить всему, что она мне рассказала, но это уже решать тебе. Вот, собственно, и всё.
Снейп долго наблюдал за реакцией друга. За его судорожно сжатыми кулаками, играющими на щеках желваками, нахмуренными бровями и взглядом, обещающим мучительную смерть ничего не подозревающим магглам. Люциуса била мелкая дрожь от еле сдерживаемой ярости, клокотавшей внутри него. И тут на младшего Слизеринца снизошло Понимание. Нет, он знал, что Люц всегда предпочитал видеть в своей постели мужчин и был вынужден жениться на Нарциссе, согласно договору между их семьями, но то, что его лучший друг влюбится в Поттера было для Снейпа чем-то из ряда вон. Сказать, что он был удивлён – ничего не сказать. Но, надо отдать должное, мужчина быстро взял себя в руки, даже как-то слишком быстро, и проговорил:
- Ты влюбился в Поттера.
Это не было вопросом, просто констатация факта. Малфой ничего не ответил, но этого и не требовалось: его взгляд говорил сам за себя. Не произнося ни слова, Мастер Зелий поднялся с кресла и, сделав непонятный жест рукой, мол, «мне пора», ушёл. У него ещё были уроки сегодня, и времени, чтобы обдумать полученную информацию и понять, чем она грозит и ему, и блондинистому семейству, катастрофически не хватало.
~*~*~*~
Просидев около часа в любимом кресле в своих апартаментах, анализируя сложившуюся ситуацию, зельевар отправился на очередной урок. Влетев в свой класс и быстро сделав какие-то пометки на доске, профессор пригласил студентов занять свои места. Это была группа Слизерин/Гриффиндор, шестой курс. Он заметил, что Поттер отсутствует, но, вопреки своему обыкновению, не стал заострять на этом внимание и продолжил объяснять детям, что они сегодня будут делать.
~*~*~*~
Для всех этот день прошёл относительно быстро: Снейп провёл все свои уроки, сходил на ужин и провёл остаток вечера за проверкой домашних заданий; Малфой-старший размышлял весь день и всю ночь, так и не выйдя из своего кабинета; Поттер тоже был погружён в свои мысли, но, в конце концов, его организм не выдержал напряжения, и юноша отключился прямо в кресле в Выручай-комнате.
~*~*~*~
Как-то неожиданно подкрался и конец недели, а за ней и отъезд студентов по домам. БОльшая часть детей светилась счастьем, как новогодняя ёлка – огоньками, и лишь Слизеринцы были сдержанны в проявлении своих чувств, собственно, как и всегда. Но был один человек, которого не коснулось радостное предпраздничное настроение. Выражение его лица было странным и несвойственным именно этому ребёнку. Гарри Поттер не улыбался, не смеялся над шутками одноклассников и не обращал внимания на подколки. Он был мрачен, под глазами залегли иссиня-чёрные круги, которые до конца так и не могли скрыть косметические чары, наложенные на него Гермионой. Но это было ещё полбеды, хуже всего было то, что во взгляде подростка появились раздражение, переросшее, в конечном счёте, в тихое бешенство, а в глубине плескалась боль и пока беспричинное чувство надвигающейся беды.
Он слушал то, о чём ему говорили, но это его не трогало. Он узнал, что Гермиона поедет со своими родителями во Францию на все каникулы, что у Рона соберётся вся семья (даже Перси собирался приехать и заодно представить семье свою невесту) и что Невилл отпразднует Рождество с бабушкой в Святого Мунго, в палате родителей. Но, опять-таки, ничего не почувствовал и лишь натянуто улыбался, когда от него требовали хоть какой-нибудь реакции.
В день отъезда он, молча, собрал чемодан с вещами и поставил его около входной двери в спальню, где уже стоял багаж Симуса, Дина и Невилла. После чего юноша спустился в Большой зал на завтрак. Механически пережёвывая свои любимые тосты с абрикосовым джемом и заедая их овсянкой, он ловил на себе сочувствующие взгляды одноклассников и жалостливые – одноклассниц. Грейнджер как всегда отличилась: в её взгляде было и то и другое. Чувствуя, что сейчас взорвётся и разнесёт спонтанным выбросом магии пол зала, он быстро поднялся из-за стола и практически сбежал в холл, где, укрывшись в тёмной нише, прикоснулся горящим лбом к прохладному камню стены и закрыл глаза, пытаясь успокоить накопившееся за несколько дней раздражение, стремящееся выйти наружу.
Через полчаса пространство перед входом в замок стало наполняться весёлым гомоном студентов. Внизу, возле ступеней стали появляться кареты, запряжённые фестралами, которых, к несчастью, с каждым днём видело всё больше детей. Все пытались побыстрее сесть в карету и уехать на платформу, чтобы занять лучшие места в Хогвартс-Экспрессе. Поттер шёл в последних рядах вместе с Луной Лавгуд и Драко Малфоем, который тихо обсуждал что-то со своим другом Блейзом Забини. Кстати говоря, все четверо сели в одну карету, и блондин кинул оценивающий взгляд на своего врага, а, увидев его выражение лица, изумлённо приподнял тонкую бровь. Он уже хотел что-то сказать, но уловив возросшее в воздухе напряжение, исходящее от смотрящего на него в упор Золотого Мальчика, наследник славного рода Малфой отказался от этой затеи.
Вот этим Поттеру и нравились Слизеринцы и Драко, в частности: они не лезли в душу и не пытались заставить доверять себе, даже, наоборот, учили не делать этого ни в коем случае. Но, надо признать, такое поведение змеек продолжалось ровно до того момента, пока ты не становился их другом, что случалось крайне редко и добиться такой дружбы было крайне сложно.
Так они и ехали: молчали и смотрели в окна на удаляющийся замок и заснеженный парк, через который проходила дорога к железнодорожной платформе, расположенной к северо-западу от Хогсмида.
Приехав на станцию Гарри выбрался из кареты, помог выйти Луне, кивнул Слизеринцам и постарался как можно незаметнее пробраться к вагону, а затем найти свободное купе. Он не хотел никого видеть и ни с кем разговаривать, поэтому и шёл так быстро и подальше от света фонарей. Ему нужно было время, чтобы морально подготовиться к неделе каникул в аду.
В душе подростка с каждой проведённой в одиночестве минутой росла ненависть к Дамблдору. Как этот старый маразматик мог так поступить с ним?! Отправить его на Рождество к этим имбицилам, у которых одна извилина на троих, а веса – как у беременной слонихи! Уму непостижимо! В этот момент Поттеру страстно захотелось вернуться в замок, подняться на третий этаж и, разнеся к чертям собачьим – да простит меня Сириус - горгулью, подняться в кабинет директора и, начав его душить, глядя рямо в глаза и мило улыбаясь, произнести: «С Рождеством, господин директор! Пусть Вам будет так же весело, как и мне, в Новом году!» Но он лишь упал на сидение и, откинувшись на спинку, прикрыл глаза, слушая биение своего сердца.
Через какое-то время к биению сердца прибавился стук в дверь. Сначала деликатный, видимо, Гермионы, а потом беспардонный, очевидно, Рона. Но брюнет не обращал на это внимание, делая вид, что спит и не слышит. Но, когда к купе подошёл Малфой, и, сняв Запирающее заклятие, приоткрыл дверь, Поттер повернул голову в его сторону, медленно приоткрывая глаза и смотря на посетителя снизу вверх. Драко в ту же секунду оценил, в каком состоянии находится Гриффиндорец, и почти сразу же ушёл, сказав лишь, что он будет в двух купе от него, если Гарри захочет поговорить, и что его аристократическая персона ждёт хотя бы одного письма о том, как он добрался до своих маггловских родственников. Получив в ответ слабую, но впервые за прошедшую неделю искреннюю улыбку и лёгкий кивок, блондин мягко прикрыл дверь, самостоятельно накладывая на неё Запирающее. Брюнет ещё раз улыбнулся ненавязчивой заботе Слизеринца и, достав книгу о магических существах, погрузился в чтение. От книги его оторвали всего один раз: пожилая дама, продающая сладости, предложила ему сладких тянучек и сахарных перьев. Юноша, помня о том, как "хорошо" его кормят дома, взял пару пачек с тянучками, шоколадных лягушек и несколько сладких батончиков, осчастливив старушку пятью галеонами и двадцатью пятью сиклями. И до конца поездки его больше никто не тревожил.
Вечером Хогвартс-Экспресс наконец-таки прибыл на платформу 9 и ¾. Затормозив, он издал противный металлический скрежет, от которого у Поттера внутри всё перевернулось.
Собрав свои немногочисленные вещи и взяв клетку с Хедвиг, он сошёл с поезда, игнорируя оклики друзей. Ему не хотелось в очередной раз видеть их скорбь, от которой не останется и следа, стоит им выйти из здания вокзала и окунуться в предпраздничную кутерьму. Молли Уизли обратилась к нему, но он сделал вид, что не услышал и пошёл дальше. На его пути предстал Люциус Малфой, обративший внимание на мрачный облик самого известного брюнета магического мира Англии. Он искал своего наследника, но, увидев, что Поттер прошёл через барьер, ведущий в маггловскую часть Лондона, последовал за ним. Лорду хотелось увидеть своими глазами, какой же будет семья Национального Героя. К тому же, было бы неплохо проверить правдивость слов этой… как её… Грейнджер!
Выйдя по другую сторону барьера, Люциус оказался на вокзале Кинг-Кросс. Пробежавшись глазами по толпе, он увидел тощую женщину с загнанным взглядом и какими-то дёрганными, резкими движениями. Это, если судить по полученной им пару месяцев назад фотографии, была Петунья Дурсль. Рядом с ней стоял неописуемых размеров юноша, которого звали Большим Ди или Дадликом, в зависимости от того, где он находился в данный момент: дома или на улице. Это был сын Петуньи и того, кого Гарри боялся больше всего, - Вернона Дурсля. Благодаря своему росту, необъятной фигуре, вернее полному её отсутствию, и задранному подбородку, он больше походил на сильно пережравшего корма тюленя, нежели на мужчину средних лет. Хотя, давайте, не будем оскорблять тюленей...
Мужчина хищно ухмыльнулся Гриффиндорцу, завидев того в толпе, и эта улыбка-оскал совсем не понравилась Мальчику-Который-Выжил. Парень сглотнул, а затем побледнел ещё больше, чем уже был, и сделал несколько неуверенных шагов в сторону своей "семьи". Видя такое поведение юноши, Люциусу захотелось запытать этих магглов к Мордредовой бабушке, хоть он и не знал пока за что именно. За всё, наверное…
Громовой голос дяди Вернона заставил подскочить на месте идущих мимо пассажиров:
- Пошевеливайся, мерзкий мальчишка, иначе пожалеешь.
Гарри вздрогнул и ускорил шаг. Мужчина впился своими ожиревшими пальцами в плечо юноши и потащил его к машине. Люциус видел взгляд сына этого мерзавца: парень сочувствовал своему кузену, но не мог пойти против воли отца. Брюнет с горем пополам засунул свои вещи в багажник микроавтобуса прежде, чем его, особо не церемонясь, схватили за волосы и впихнули на заднее сидение, попутно дав по шее за то, что он заставил их ждать себя так долго.
Люциус наблюдал всю эту сцену из затемнённого угла возле входа в вокзал. Ему пришлось приложить титанические усилия, чтобы не устроить мини-налёт Пожирателей и не убить этих грёбаный магглов прямо здесь и сейчас.
~*~*~*~
Дорога в Литтл Уинкинг была слишком короткой, как показалась Гриффиндорцу. Машина остановилась на стоянке возле традиционного провинциального домика, ничем не отличающегося от рядом стоящих. Брюнет выбрался из машины, достал свой багаж и, получив пару пинков и затрещин от дяди, вошёл в дом. Не теряя времени даром, он поднялся в свою комнату и открыл клетку Хедвиг, чтобы она смогла вылететь на улицу через приоткрытое окно. Сова ухнула, легонько куснула своего хозяина за палец и отправилась на охоту.
Закрыв окно и разобрав вещи, парень повалился на кровать. В его гудящей голове билась лишь одна мысль: «Вот и начались каникулы… Когда же они успели стать адскими-то?»
Но в скоре его заставили очнуться от накатившей на него дрёмы грузные шаги дяди на лестнице. Парень подорвался и выскочил на середину комнаты, внутренне сжавшись и уже заранее ожидая очередную порцию побоев. Он не хотел предстать слабаком перед этим человеком, если его можно было назвать таковым. Да, он боялся Вернона Дурсля до одури, но ни в коем случае не собирался показывать этого.
Дверь распахнулась, являя взору Гриффиндорца гневное лицо мужчины и издавая такой грохот от столкновения со стеной, что, казалось, его и на улице было слышно. Хотя, скорее всего, так и было. Толстяк подошёл к парнишке вплотную, взял его за ворот рубашки и со всей силы ударил кулаком по лицу. В глазах юноши потемнело, голова пошла кругом, а из окровавленных губ вылетело безэмоциональное «Ох…». Дурсль вперился злобным взглядом в еле стоящего на ногах подростка прежде, чем выплюнуть:
- Директор твоей ненормальной школы заставил нас взять тебя на Рождество к себе! Мы собирались поехать в горы, кататься на лыжах, а ты сломал все наши планы, уродец! И ты мне за это заплатишь!
Отпустив ворот рубашки, он ещё раз ударил парня в челюсть, от чего тот упал на землю и получил несколько ударов ногами. После этого толстяк прокричал что-то про ненормальных, заполонивших его дом, и ушёл, оставляя своего племянника корчиться на полу от боли в сломанных рёбрах.
Спустя какое-то время Гарри всё-таки смог подняться и, кряхтя и сплёвывая кровь из разбитой губы и прокушенного языка, добраться до кровати, на которую он с горем пополам смог лечь, стараясь не причинить себе ещё большего вреда, и забылся тяжёлым сном. Даже во сне из глаз юноши текли слёзы.
Эта ночь превратилась для подростка в сплошной кошмар: жестокие убийства и пытки, совершаемые Волдемортом и проецируемые в его сознание, сменялись побоями дяди, который приходил в его комнату каждый раз, когда он просыпался с криком в горле. Это было невыносимо.
Под утро юноше всё-таки удалось немного поспать, но в пять часов, по выработавшейся с годами привычке, он проснулся. Кое-как встав с кровати и чувствуя дикую боль во всём теле, Гарри спустился в кухню, чтобы приготовить завтрак на всю семью. Было ещё очень рано, но парень заранее знал, что Дурсли встанут в семь часов и все втроём отправятся в супермаркет за покупками, оставив его одного. Так же он догадывался о том, что дядя запрёт его в комнате. Но в какой-то момент Гарри почувствовал сильное головокружение и схватился за край стола, каким-то чудом умудрившись не столкнуть на пол фарфоровый кофейник, стоящий буквально в паре сантиметров от его руки. Когда всё прошло, мальчик закончил готовку и поднялся в ванную комнату на втором этаже. Он тихонечко умылся, стёр запёкшуюся кровь с лица и прокрался в свою комнату, огибая скрипящие половицы и стараясь не шуметь. Стоило ему закрыть за собой дверь, как раздался звук будильника и Дурсли начали просыпаться.
Через два часа входная дверь захлопнулась, а это означало, что Дурсли уехали и оставили его одного, не заперев на замок. Гарри не мог этому поверить, ведь такая забывчивость со стороны дяди была редкостью. Но, даже зная о том, что он может свободно перемещаться по дому, Поттер не стал этого делать. Если Дурсли вернуться раньше времени и увидят его где угодно, кроме этой невзрачной комнатушки, ему несдобровать. Поэтому Поттер подошёл к окну и взобрался на подоконник, пытаясь сесть так, чтобы рёбра болели не так сильно. Он смотрел вдаль и увидел в конце улицы высокий силуэт мужчины и тёмно-сером пальто. У него были светлые, почти белые волосы и, наверняка, очень бледная кожа. Это был Люциус. У парня даже не было сомнений в этом. Так держаться мог только Малфой. На долю секунды Гриффиндорцу показалось, что мужчина смотрит в сторону его дома, и эта мысль вызвала широкую улыбку на лице молодого человека, которая мгновенно сменилась гримасой боли и тихим шипением.
Юноше было приятно думать, что есть хоть кто-то, кто о нём заботиться. Нет, его друзья тоже в какой-то мере заботились о нём, но это другое. Ему нужна была опора в жизни или настоящая любовь, о которой часто пишут в книгах, в общем, что-то или кто-то, кто заставил бы его бороться за свою жизнь. И где-то там, глубоко в душе Гарри надеялся, что аристократ и был как-раз-таки тем человеком, которого он так долго ждал.
Остаток утра и день он провёл, сидя на подоконнике и глядя за горизонт. Потом он спустился на пол и, открыв форточку, взял первую попавшуюся книгу, собираясь полежать и почитать. Спустя пару-тройку часов Поттер услышал звук подъезжающей машины. Это были Дурсли. Припарковавшись, они вышли из микроавтобуса и хлопнули дверками с такой силой, что даже Гарри у себя в комнате услышал. Потом скрипнула входная дверь, и послышался мерзкий фальцет тёти Петуньи и противный смех её мужа.
Сегодня было 24 декабря, канун Рождества, которое начнётся через несколько часов и в котором, Гриффиндорец, как и всегда, не сможет принять участие. С первого этажа послышался крик Вернона Дурсля. Гарри вздохнул, отложил книгу на стол и спустился в кухню. Мужчина кинул раздражённый взгляд в его сторону и выплюнул:
- Приготовь ужин. Твоя тётя оставила список того, что ты должен приготовить, на холодильнике.
- Хорошо, дядя.
Удовлетворившись такой сговорчивостью племянника, мужчина ушёл в гостиную смотреть телевизор. Гарри подошёл к холодильнику и стал рассматривать листок, прикреплённый к дверке холодильника магнитом. Прочитав всё, что было на нём написано, он приступил к работе.
На закуску тётя пожелала тосты со шпротами и долькой лимона, украшенными зеленью. Дальше юноша приготовил блюдо с копчёным лососем и овощной салат к нему. Затем настала очередь индейки, которую он приготовил по любимому рецепту тёти Петуньи, и печёного картофеля. А, когда все остальные блюда были готовы, Гарри взялся за приготовление Рождественского полена (п/п: это французский десерт, который готовят преимущественно на Рождество и НГ).
Единственной положительной стороной жизни с Дурслями было то, что он знал всё, что связано с домашним хозяйством, строением автомобиля и приготовлением разнообразных блюд. Следовательно, он не пропадёт, когда наконец-таки станет совершеннолетним и покинет этот опостылевший до чёртиков дом.
Настенные часы пробили восемь часов вечера, когда праздничный ужин был готов. Как и до поступления в Хогвартс, Гарри надел белый фартук и отнёс в гостиную поднос с аперитивом. Он подал стакан виски дяде, портвейна – тёте, а Дадли отнёс коктейль «Отвёртка», ради которого его кузен устроил целую истерику с топаньем ногами, как в детстве. После чего парень ушёл на кухню, не замечая за своей спиной похотливого взгляда дяди.
Оказавшись там, он прислонился одним плечом к стене и стал дожидаться новых указаний от своих "любимых" родственничков. Его желудок жалобно заурчал, но Гарри ничем не мог ему помочь: поесть он сможет только после того, как Дурсли разойдутся по комнатам, оставив на него уборку остатков еды, мытьё посуды и расстановку мебели по местам.
Примерно через час ожиданий Вернон велел принести им первое блюдо и Поттер повиновался.
Пока юноша накладывал еду в тарелку дяди, тот, уже порядком опьяневший, стал лапать его за задницу. Глаза молодого человека расширились, но он продолжил обслуживать ненавистных ему людей, памятуя о том, что бороться с дядей в таком состоянии просто не возможно: этот боров становился просто феноменально сильным, когда напьётся, хотя, казалось бы, должно быть наоборот. И это уже не говоря о его больных рёбрах…
Когда он закончил, то вернулся на кухню, стараясь не привлекать к себе внимание. Парню казалось, что этот вечер никогда не закончится! Сейчас ему хотелось лишь одного: чтобы эти сволочи уже, наконец, умотали по своим спальням и дали-таки ему нормально поесть и поспать.
Он услышал, как его дядя встаёт из-за стола и, поднимаясь по лестницы, идёт на второй этаж в туалет. Его возвращения, подросток не услышал, глубоко задумавшись. Он стоял возле кухонного стола, оперевшись пятой точкой о столешницу, его глаза были закрыты, а щёки раскраснелись толи от духоты, стоящей в кухне, толи от поднявшейся у него температуры. Мужчина приблизился к нему и прижал парня к столу. Лишь тогда юноша открыл глаза и придушенно вскрикнул. Дурсль попытался опрокинуть племянника на стол, протискивая своё колено между ног юноши и не утруждая себя расстёгиванием пуговиц на рубашке. Раздался стук падающих на пол пуговиц и яростный крик Поттера. Гриффиндорец не собирался сдаваться и отбивался, как только мог. Получалось это у него не очень хорошо: одной рукой дядя заломил его руку ему за спину, а другой с размаху ударил в челюсть, не сказав при этом ни слова, только натружено пыхтя. Но в этот момент юноша смог извернуться так, чтобы достать спрятанную в заднем кармане джинсов палочку. Кинув в старого извращенца Ступефай, Поттер не стал дожидаться, когда дядя долетит до стены и с диким грохотом шлёпнется на пол, теряя сознание, и побежал наверх собирать вещи. Уложив всё в чемодан парой взмахов волшебной палочки, отпустив Хедвиг в окно и взяв её клетку, он уменьшил всё это до размеров спичечного коробка, положил в карман и выпрыгнул во всё то же окно, падая и больно ударяясь коленями о землю. Но, превозмогая боль от старых и новых травм, юноша без оглядки побежал по улицам Литтл Уинкинга. В скором времени он достиг железнодорожной станции, и в этот раз ему повезло: электричка до Лондона ещё не ушла. Заскочив в вагон Гарри сел на свободное место где-то в углу и прикрыл глаза, чтобы попытаться придти в себя.
В очередной раз ему удалось сбежать, но… Мерлин, он так испугался…. В глазах подростка стояли не пролитые слёзы, а когда он вспомнил о случившемся на кухне, то не смог их больше сдерживать и заплакал.
Проехав десять остановок, он вышел из вагона на перрон, оказываясь в самом сердце Лондона. Он был напуган, голоден, а тонкая ткань рубашки не спасала от декабрьского холода. К тому же пуговицы на ней были оторваны практически наполовину. На левой скуле юноши налилась багровым цветом гематома, губа была разбита и прокушена в нескольких местах, поэтому солёные капли, падающие из глаз, не доставляли облегчения, а только причиняли боль. Гарри бродил какое-то время по улицам города, не разбирая дороги и, если честно, не особо видя эту самую дорогу: линзы в его очках были разбиты… в который раз. Он не знал ни что ему теперь делать, ни куда идти, и, прислонившись к стене очередного дома, сполз по ней вниз, осторожно прижимая ноги к груди и кладя голову на колени. Из глаз градом хлынули слёзы: от обиды на директора за то, он отправил его в этот ад; на родственников за то, что они с ним так обращаются; на крёстного за то, что умер и не смог его вытащить… да на того же Малфоя, который так его оберегал от Лорда и его прихвостней, а от какого-то там долбанного маггла не смог! Его тело сотрясалось в беззвучных рыданиях, а люди, проходившие мимо, даже не пытались подойти к нему и спросить, в чём дело, принимая его за бездомного или обкуренного наркомана.
Вдруг в голову пришла мысль, что, остановиться и сесть возле промёрзшей насквозь стены, не было такой уж хорошей идеей. Было уже около половины одиннадцатого вечера, и ледяные порывы декабрьского ветра без особых проблем проникали под одежду, заставляя тело юноши медленно, но верно коченеть от холода. Он не мог, да и не хотел вставать и идти дальше. Подростку казалось, что его руки и ноги налились свинцом, а голова вот-вот взорвётся: звуки проезжающих мимо машин и бегущих по домам людей с шуршащими обёрточной бумагой подарками причиняли просто физическую боль. Перед глазами темнело. Желание бороться несмотря ни на что, жившее в нём ещё пару часов назад, исчезло без следа, уступив место желанию, чтобы его просто оставили в покое. Где-то на задворках сознания промелькнула мысль, что засыпать сейчас будет смерти подобно, но тут же сменилась простым «Плевать». И, когда парень уже практически погрузился в уютную темноту бессознательного состояния, на грани слышимости прозвучал чей-то голос:
- Гарри?.. - до боли знакомый голос…
Он открыл глаза и медленно поднял их на человека, стоящего перед ним. Это был Люциус Малфой. Смотря на подростка с высоты своего далеко не маленького роста, он создавал впечатление непоколебимой скалы: прямая спина, горделивая осанка, взгляд, в котором читалась уверенность в себе… Но сжатые в тонкую линию губы и складка между бровей выдавали его беспокойство.
Сняв с себя пальто, мужчина присел на корточки и укрыл им сжавшегося в комочек мальчишку. Тот облегчённо вздохнул и благодарно улыбнулся блондину, но раны на губах не позволили парню сделать это так, как тому бы хотелось.
Неестественная бледность и блестящие в свете фонаря дорожки на щеках юноши, в купе со стоящими в глазах слезами и ссадинами на лице заставили мужчину осторожно, не желая причинять вреда, провести по плечам юноши вверх-вниз и, приблизившись к нему, спросить:
- Ребёнок, что с тобой?.. Что случилось? Скажи мне, не бойся… Всё будет в порядке, я тебя не обижу… Обещаю…
И тут Гарри прорвало. Он взахлёб стал рассказывать старшему мужчине, что с ним произошло за последние два дня. Слёзы бесконтрольно текли из глаз и исчезали на рубашке обнявшего его и гладящего по спине блондина. Наконец, Люциус прижал юношу к себе, пытаясь согреть и успокоить и прошептал ему на ухо:
- Гарри, ты мне веришь?..
Парень слабо кивнул, всхлипывая и прижимаясь к тёплому телу мужчины. Малфой аккуратно развернул юношу боком к себе, плотнее укутал в своё пальто и, протянув руку под его колени, осторожно поднял на руки.

*продолжение в комментариях*

@темы: ГП, слеш/яой, Фики

---

Заставь меня забыть…

Название: Заставь меня забыть…
Оригинал: Заставь меня забыть… Нужна регистрация.
Язык оригинала: Французский
Автор: Severus83
Разрешение на перевод: получено
Переводчик: HAG108
Бета/гамма: Mapkusa
Пейринг: CС/ГП
Рейтинг: NC - 17
Тип: Слэш
Жанр: Романс, PWP.
Размер: Мини
Перевод: закончен
Тайм-лайн: 7 курс.
Предупреждения: OOC, POV Гарри, иногда проскальзывают матерные словечки.
Саммари: «Я наблюдаю за вами издалека. Вы сидите в затемнённой части зала. Так же, как и я. Доверяя Вашим инстинктам, я пристально всматриваюсь в Ваш профиль, терпеливо ожидая, когда же Вы заметите мои манипуляции. В конце концов, я встречаю Ваш взгляд и не могу прекратить смотреть в этих чёрные, обсидиановые омуты, такие глубокие и пронизывающие одновременно…»
Дисклаймер: Почти все имена, места и названия, использованные в данном фанфике, - личная собственность Дж. К. Роулинг. Мои лишь сюжет и ошибки)))
От переводчика: Этот фик переведён в подарок замечательному человеку, которого я просто обожаю! Мандаринка, Солнце, спасибо тебе за то, что ты есть))))
Размещение: можно, только ссылку киньте, куда постить будете))))

Глава 1: …то, что не связано с Вами.

Праздник был в самом разгаре.
Пора экзаменов прошла.
Все старшекурсники моего потока ещё за неделю до всего этого то и дело сбивались в группки и оживлённо переговаривались насчёт бала, устраиваемого в честь окончания года.
Лично мне, было, есть и, похоже, будет всё равно.
Даже Малфой, казалось, искренне радовался будущему празднеству.
Рон и Гермиона ушли на танцплощадку минут пятнадцать назад, с тех пор, как начала играть медленная музыка.
А я… я стою один, подальше от людских глаз.
Без партнёрши. Не то, чтобы её не было, просто… С тех пор, как я убил Волдеморта, от поклонниц не было отбоя. До такой степени, что меня это уже начало бесить.
Я не люблю тот ореол славы, что создался вокруг меня ещё, когда я был годовалым младенцем. Уверен, что в глубине души Вам это известно.
В этой "нелюбви" мы похожи. В этом и многом другом.
Много лет тому назад Вы были мальчиком одиннадцати лет, тщедушным, но таким милым и таким наивным…
Я не был милым. Никогда. Я ненавижу мою жизнь, а все эти люди, напротив, любят и наслаждаются каждой минутой своей. И всё благодаря моему "подвигу", который на деле оказался банальным убийством.
Хм. Какая ирония!
Я наблюдаю за Вами издалека. Вы сидите в затемнённой части зала. Так же, как и я. Доверяя Вашим инстинктам, я пристально всматриваюсь в Ваш профиль, терпеливо ожидая, когда же Вы заметите мои манипуляции.
В конце концов, я встречаю Ваш взгляд и не могу прекратить смотреть в этих чёрные, обсидиановые омуты, такие глубокие и пронизывающие одновременно…
Правая бровь насмешливо изгибается в свойственной только Вам (ну, может, ещё Малфою-старшему) манере. Вы, должно быть, спрашиваете себя, что же заставило меня обратить на Вас столь пристальное внимание…
Я отталкиваюсь от стены, возле которой стоял всё это время, и иду к выходу из замка, ведущему в парк. Я знаю, что Вы следите за мной: чувствую Ваш взгляд, устремлённый мне в спину, - и надеюсь, что Вы, по пока не понятным мне причинам, последуете за мной.
Стоило выйти на крыльцо - прохладный вечерний воздух ударил мне в лицо, и я почувствовал облегчение, а в голове прояснилось после нескольких часов пребывания в душном помещении. На улице становилось всё холоднее, и мне пришлось поднять воротник мантии и спрятать руки в карманы, пока они окончательно не замёрзли. Хоть на дворе и был июнь-месяц, но нельзя было сказать, что погода была такой уж тёплой, особенно, ночью.
Я чувствую, как ветер гуляет в моих волосах, и в этот момент испытываю непреодолимое желание взлететь так высоко, как только можно. Поддавшись своей прихоти, я поворачиваюсь, уже мысленно смакуя ощущения от полёта, и вижу Вас. Вы медленно, даже слегка лениво спускаетесь по ступеням главного входа.
Хм, Вы всё-таки пошли за мной…
Я смотрю на Вас в течение минуты (а, может быть, это была не минута, а целый час?) и понимаю, что то страстное желание полетать на Молнии, которое одолевало меня n-ное количество времени тому назад, ушло куда-то далеко и почти пропало.
Я поворачиваюсь к Вам спиной и иду к берегу озера. Останавливаюсь у самой кромки так, что мелкие волны от лёгкого ветерка разбиваются о прибрежные камушки и носки моих туфель.
Я скорее почувствовал, чем услышал, как Вы подошли ко мне и встали с правой стороны, глядя куда-то вдаль.
- Итак, Поттер, как Вам праздник?
Вы меня не обманите. Вы прекрасно знаете ответ на этот вопрос. Поэтому я отвечаю вопросом на вопрос, и плевать, что это не вежливо…
- Итак, Снейп, Паркинсон пока ещё не пригласила Вас на танец?
- Профессор Снейп, Поттер.
- Может, уже хватит? Я сдал экзамены, так что это мой предпоследний вечер в Хогвартсе в качестве ученика.
- Я не знал об этом, пока Вы мне не сказали.
Не отрывая глаз, я смотрю на кромку озера. Бьюсь об заклад, что Вы тоже.
И в установившейся тишине я понимаю, что не хочу, чтобы этот разговор заканчивался.
- Вы, должно быть, вздохнёте с облегчением, когда я уеду, не правда ли?
- Я не настолько глуп, чтобы радоваться раньше времени. Попытаться выпросить у Дамблдора должность преподавателя ЗОТИ – вполне в вашем духе.
- Хм, должен признать, это не такая уже и плохая идея.
- Упаси меня, Салазар!
Я усмехаюсь, но больше для проформы. Ваш наигранно-раздражённый тон прекрасно даёт мне понять, что Вы язвите скорее по привычке, нежели реально этого хотите.
- Да, Снейп, я родился специально для того, чтобы портить Вам жизнь. И даже перед тем, как якобы умереть во время Последней Битвы, я сделал бы всё возможное, чтобы мой призрак преследовал Вас денно и нощно.
- Должен Вас огорчить, Поттер, но я абсолютно точно помню, что я тоже якобы умер намного раньше Вас.
- … Прошу прощения, ошибочка вышла. Просто, я давно уже привык говорить самому себе, что умру молодым.
- Как были идиотом, так им и остались.
В какой-то степени Вы правы.
Я чувствую себя таким опустошённым с тех пор, как война закончилась.
Складывается такое ощущение, что какая-то часть меня умерла ещё там, у развалин Хогвартса, вместе с Волдемортом. Всё вокруг меня стало таким неважным и пустым… Люди, слова, эмоции, жизнь… Грустно. Хотя нет, не грустно. Никак.
- Мне хотелось бы снова почувствовать себя живым.
- Я понимаю, о чём Вы.
- Мне холодно.
- Хотите, чтобы мы вернулись?
- Нет… этот маскарад, эта музыка, люди, танцы – они сведут меня с ума.
- Тогда пойдёмте в другое место.
И не дожидаясь моего ответа, Вы, развернувшись на каблуках и взметнув полами парадной мантии, направляетесь в сторону замка. Заинтригованный, я следую за Вами.
Мне не понадобилось много времени, чтобы понять, куда мы идём.
Подземелья.
Ваши подземелья.
Вы останавливаетесь возле двери, находящейся недалеко от входа в тот кабинет, где я больше никогда не услышу Вашу лекцию, и произносите пароль, пока я не обращаю на Вас внимание.
За все семь лет моей учёбы в Хогвартсе я никогда не бывал в Ваших личных апартаментах, и сегодня Вы сами привели меня сюда.
Я знаю, зачем я здесь. Я знаю, чего я хочу.
Я хочу почувствовать себя вновь живым.
И в глубине души я уверен, что Вы знаете об этом.
Хм, я даже знаю, что Вы знаете о том, что я знаю, что Вы знаете об этом… Смешно.
Я пробегаю взглядом по помещению, не останавливаясь ни на чём, кроме Вашей приближающейся фигуры. Вы медленно и грациозно (пусть Вы даже и не догадываетесь, как сейчас выглядите) подходите вплотную ко мне и смотрите сверху вниз с высоты своего роста. Вам достаточно протянуть лишь руку, чтобы дотронуться до моего плеча.
- Что Вы ждёте с моей стороны, Поттер?
Вопрос повис в воздухе на долю секунды.
- Заставьте меня забыть то, что не связано с Вами… пожалуйста.
Я чувствую Ваши пальцы на моей щеке и прикрываю глаза. Меня бьёт дрожь от тех ощущений, что дарит Ваша тёплая и мягкая ладонь. Я всегда думал, что она должна быть холодной, как лёд, и вся в мозолях, а оказалось совсем наоборот…
- Ты уверен в том, о чём меня просишь?
- Да.
У меня нет времени на раздумья о последствиях моего скоропалительного «Да». Я чувствую, как твои губы дотрагиваются до моих, чувствую твоё тёплое дыхание напротив моего приоткрытого рта.
Я поднимаю руки и кладу их тебе на шею, притягивая ещё ближе и побуждая обнять меня за талию. И наш поцелуй перестаёт быть нежным и становится резким, диким, опустошающим. Я уже не понимаю, что делаю, мой разум где-то далеко, а все мои ощущения сконцентрировались внизу живота и там, где твои руки дотрагиваются до меня. Наши языки сплелись в яростной борьбе за право вести в этой игре. Мои руки нетерпеливо блуждают по твоей спине, и это нетерпение передаётся тебе. Ты начинаешь дёргать застёжку моей мантии. Я делаю то же самое, и, когда мы избавляемся от тяжёлой парадной одежды, настаёт очередь рубашек. Белый шёлк летит на пол, а мы с горем пополам идём к дальней двери, которая, как я понимаю, ведёт в твою спальню. Ты подхватываешь меня под ягодицы, заставляя обнять ногами твои бёдра, и вносишь меня в комнату, а затем без особой осторожности бросаешь на кровать, нависая сверху. Я ощущаю на себе немалый вес твоего сильного, мужского тела, но мне это даже нравится. Твои губы проделывают влажную дорожку от уголка моих губ к чувствительному местечку за ухом, а потом перемещаются на шею, терзая её поцелуями-укусами и доставляя мне небывалое удовольствие, в то время, как твои слегка подрагивающие пальцы пытаются справиться с застёжкой на моих брюках. Из моего горла вырывается полухрип-полустон.
Мерлин! Я никогда не чувствовал ничего подобного…
Свежий воздух подземелий касается разгорячённой кожи, а ты покрываешь мой торс поцелуями и гладишь мои бёдра, отчего по телу бегут толпы мурашек.
Я зарываюсь пальцами в твои волосы и пропускаю их сквозь пальцы. До моего воспалённого мозга доходит ещё одна ошеломляющая мысль: оказывается, твои волосы только кажутся сальными и грязными патлами, на самом деле они просто очень густые и тяжёлые. В какой-то момент мне даже кажется, что я потерялся в твоих волосах: пальцев вообще не видно…
Но тут мне стало не до раздумий: ты стал просто-напросто трахать своим языком мой пупок. Мерлин! Мммм!!! Да! Боже, как же это… ох… хорошо…
Низ живота неимоверно тянет. Я выгибаюсь дугой в твоих руках и не могу сдержать громкий стон и бессвязные ругательства вперемешку с просьбами не останавливаться и наконец-таки взять меня.
Одной рукой ты накрываешь мой пах, а другой дотягиваешься до моей ладони, сжимающей в кулаке шёлковую ткань тёмно-зелёного покрывала, и переплетаешь наши пальцы. Затем ты стягиваешь с меня последний предмет одежды, и я предстаю перед тобой абсолютно голым. На секунду ты приподнимаешься на локтях и окидываешь меня взглядом. И я вижу, как в твоих глазах разгорается желание. Ты опускаешь глаза на мой гордо стоящий член, твой рот приоткрывается, и ты облизываешь розовые, чуть припухшие после поцелуев губы, заставляя меня дрожать от новой волны возбуждения. Затем опускаешься на мою грудь, целуя её и сжимая в пальцах горошины сосков. Спускаясь всё ниже и ниже, оставляя блестящую дорожку на животе, ты, наконец, добираешься до жаждущей внимания плоти и без предупреждения заглатываешь её до самого основания. В тот момент мне показалось, что сквозь позвоночник прошёл разряд электрического тока, и меня подкинуло на кровати, а из горла вырвался громкий крик удивления пополам с удовольствием. Потом ты приподнимаешь голову и снова резко опускаешь её так, что твои губы касаются основания члена. Сделав ещё пару таких движений, ты выпустил изо рта мою плоть и слегка куснул налившуюся кровью головку, а потом с какой-то стати вообразил, что это, похоже, твоё любимое мороженное и стал лизать его, иногда проводя языком по всей длине ствола.
Я больше не могу терпеть этого и тяну тебя на себя, набрасываясь на твои губы и ощущая привкус собственной смегмы у тебя во рту. Ты, кажется, нисколько не обиделся на моё самоуправство и с жаром ответил на поцелуй. Мы страстно целуемся, гладя друг друга, где только можно и нельзя, и, когда воздуха становится совсем мало, я отрываюсь от тебя и шепчу:
- Хочу тебя… во мне… сейчас…
Мерлин, я умоляю тебя, я никогда никого не умолял, но сейчас я не чувствую огорчения по этому поводу. Всё кажется настолько правильным…
Не поднимая глаз, я опускаю руку на твой пах и даже сквозь плотную ткань брюк чувствую, насколько ты возбуждён. Это придаёт мне уверенности в себе, и я, пока ещё несмело, опрокидываю тебя на спину и пытаюсь помочь тебе избавиться от одежды. Мои руки трясутся от возбуждения, и пряжка ремня всё никак не хочет поддаваться. Видя мои мученья, ты дотрагиваешься до моих пальцев и сам расстёгиваешь ремень, затем пуговицу и ширинку. Я нетерпеливо стягиваю с тебя брюки вместе с трусами и… понимаю, что миф о соотношении длинны носа и мужского достоинства – никакой не миф, а суровая правда жизни.
Я невольно присвистываю и слышу свой смешок и негромкое «Польщён». Затем я прихожу в себя и опускаюсь вниз, чтобы проделать с тобой ту же пытку, которой подверг меня ты несколько минут тому назад. Я никогда не отсасывал мужчине, но это не мешает мне искренне желать попробовать. Поэтому я так же, как и ты, заглатываю член целиком. Головка ударяется в стенку глотки, и я захожусь сильным кашлем.
- Дурашка, - нежно шепчешь ты, садясь на постели и целуя меня в висок.
Затем ты укладываешь меня на спину и переворачиваешь на живот. Я недоумённо говорю: «Но…», а ты меня останавливаешь, прикладывая палец к губам, и шепчешь: «Потом, всё потом…».
Я чувствую твои горячие поцелуи и обжигающее дыхание на коже, ты спускаешься ниже и гладишь, целуешь мои ягодицы, заставляя меня прогнуться в пояснице и податься тебе навстречу. Огладив мои полушария ты раздвигаешь их и дотрагиваешься языком до… о, Мерлин!!! Я не могу в это поверить! Ты… ты… ты… Мерлин, ты только что засунул свой язык мне в анус… Боже…
… … … Нет, всё равно не могу поверить!
Смазав таким образом мой вход, ты отодвигаешься от моей задницы и вводишь в меня первый палец. То, что я чувствую при этом, нельзя назвать приятным, но я всё-таки стараюсь расслабиться. Кажется, это срабатывает и вот, ты вводишь уже второй палец, а через какое-то время – третий. Ты разрабатываешь мой сфинктер, и я не могу удержаться от того, чтобы не податься тебе навстречу. Но этого мало, я вошёл во вкус и хочу большего, и ты, кажется, понимаешь это. Вынув из меня пальцы, ты снова поворачиваешь меня на спину и устраиваешь мои ноги на своих плечах. Ты фиксируешь мои бёдра, придавливая их кровати и ожидая моего окончательного согласия.
- Сейчас… давай же, входи, прошу тебя!...
Мои слова отзываются в тебе дикой дрожью. И мне не нужно повторять дважды. Ты приподымаешь меня и подкладываешь под спину подушку, чтобы было удобнее, а затем направляешь свой член к пока ещё девственному отверстию и медленно входишь в меня до основания. Из моего горла вырывается крик, а из глаз льются слёзы. Так больно…
- Потерпи, малыш, скоро будет хорошо… Расслабься, пожалуйста… Мне же тоже больно…
Я чувствую твои горячие губы, собирающие капельки слёз с моих щёк, и вдруг твои слова доходят до моего замутнённого болью сознания: «Ему тоже больно…». Я стараюсь следовать твоему совету, пытаюсь расслабить мышцы сфинктера и не сдавливать твой член так сильно. Видимо, мне это удаётся, потому что я слышу облегчённый вздох возле моего уха, а потом получаю горячий поцелуй в губы.
Ты начинаешь двигаться, медленно, очень медленно. Ты выходишь из меня, и тут же входишь обратно. Пока я не чувствую ничего, кроме саднящего ощущения, будто навечно поселившегося у меня в заднице, но вскоре ты снова входишь в меня и перед глазами взрываются тысячи звёзд. Я кричу и прогибаюсь в спине. Ты неистово целуешь мою открывшуюся шею, начиная наращивать темп движений. И теперь с каждым толчком ты ударяешь в то место, которое, судя по рассказам Симуса, и является той самой загадочной простатой. Я не могу удержаться и кричу:
- Ещё, ещё!!!... Ах... Да… Ммм…
На большее меня не хватает, мысли никак не хотят становиться более связными. Да и какие там мысли, их нет, зато есть чувство дикого возбуждения и желания, чтобы Сев не останавливался.
Надо же, он уже «Сев»… Упс, судя по рыку и чувственному укусу в плечо, последнюю мысль я произнёс вслух…
Вдруг в голов возникает паническая мысль, что я сейчас кончу, и от этого меня бьёт крупная дрожь. Видимо ты всё понимаешь правильно (или просто-напросто потрошишь моё сознание) и, остановившись ненадолго, опираясь локтем на кровать в районе моего плеча, обхватываешь мой член так, чтобы я не смог кончить. Я стону и ругаюсь на тебя, а ты хрипло смеёшься и наклоняешься к моему уху, продолжая двигаться:
- Ты такой узкий, такой горячий, Гарри…
Я не знал, что моё имя может быть произнесено тобой так… сексуально. И от этого мне кажется, что я сейчас сдохну от перевозбуждения и невозможности кончить. Я чувствую, как твоя рука всё сильнее сжимает моё бедро. Наверняка останутся синяки, но это неважно. Ты кусаешь нежную кожу горла и тут же зализываешь место укуса, как бы извиняясь за свою несдержанность.
- Ты любишь кусаться, в курсе? Ох…
- Отстань… Ррмм…
Я поворачиваю голову в твою сторону и смотрю тебе прямо в глаза. Ты встречаешь мой взгляд и видишь в моих глазах отражение своих чувств: возбуждение, дикое желание, страсть и даже толику нежности. Я разглядываю твоё лицо: все мышцы напряжены от усилий, на лбу, между бровей залегли глубокие морщины, крылья носа раздуваются, а челюсти сжаты и на щеках ходят желваки. С твоего подбородка мне на грудь срывается первая капля пота. Ты следишь за её падением, и толчки становятся всё сильнее. Ты наклоняешься ко мне и глушишь мои возобновившиеся стоны жёстким поцелуем. Твоя рука, до этого не дававшая мне кончить, начинает дрочить мой член в такт движениям во мне. От обилия чувств я утыкаюсь в твою шею, а из глаз от дикого напряжения текут безудержные слёзы. Ты уже не можешь себя контролировать и вбиваешься в разработанное отверстие. Я слышу твои утробные рыки возле уха и царапаю тебе спину не в силах больше кричать или стонать. Наслаждение медленно поднимается от паха до кончиков волос на голове и резко возвращается обратно, вырываясь наружу с потоками спермы. Я кончаю, выкрикивая твоё имя. Впервые я делаю это так громко. Кажется, я сорвал голос, но это не важно, ведь я чувствую, как острые зубы впиваются в моё плечо, и ты громко рычишь, изливаясь во мне и делая по инерции ещё несколько толчков. Тебя трясёт, и ты, наконец, падаешь на меня, придавливая своим телом. Ты тяжело дышишь, и я всё ещё ощущаю твою горячую сперму и уже опавший член внутри меня. Не хочу, чтобы ты отодвигался от меня. Я чувствую себя таким заполненным… как никогда раньше.
Но ты, наконец, приходишь в себя и, приподнявшись, осторожно выходишь из меня. Затем накладываешь на нас беспалочковое Очищающее и накрываешь слетевшим на пол покрывалом. Затем обнимаешь меня за талию и прижимаешься грудью к моей спине. Я шепчу простое «Спасибо, Северус» и засыпаю в кольце твоих рук.
Последнее, что я помню, это еле слышное «Живи» и лёгкий поцелуй в висок…

Глава 2: …то, что не связано с нами.

Первое о чём я подумал, когда проснулся, это, какого хрена я завёрнут в одеяло, пусть и чертовски тёплое, но по самые уши?! Потом, когда я приоткрыл один глаз, в мой ещё не до конца проснувшийся мозг ворвалась мысль, что какой-то придурок перекрасил полог моей кровати из бордового в тёмно-зелёный. Нет, то, что он сделал её двуспальной, это хорошо: больше места будет, но почему тёмно-зелёный? И тут ко мне начала возвращаться память…
Твою мать… Какого чёрта я так нажрался вчера? Нет, я ни о чём не жалею, но зачем Снейпа-то было втягивать в это? Блин, как же я ему в глаза-то теперь посмотрю? А интересно, он уже проснулся?
Глубокий вздох, плавный поворот головы назад и… и мой нос утыкается в лист пергамента!
Ушёл… Ну, и что мне теперь делать? О, а что это?
На пергаменте красивым каллиграфическим почерком была написана записка, которую я, не без удивления, взял в руки и стал читать:
«Поттер,
Сегодня твой последний день в стенах этого учебного заведения, поэтому я решил позволить такому лентяю, как ты, поспать подольше и не стал тебя будить. У меня же, в отличие от некоторых, есть ещё дела: учёба закончилась только для выпускников, а у остальных уроки никто не отменял. Так что, как бы мне не хотелось оставлять тебя одного (мало ли, какие бредовые мысли придут в твою гриффиндорскую голову…), мне пришлось это сделать, как ты видишь. Но во второй половине дня я свободен. И надеюсь встретиться с тобой за обедом…
До скорого?
Северус С.»
Улыбка озаряет мои губы и наружу рвётся лёгкий смешок: Снейп в своём репертуаре. После прочтения этой коротенькой записки мне становится намного легче: он думал обо мне и не выгнал, даже, наоборот…
А который, кстати, час?
Одного взгляда в окно хватает, чтобы понять: время уже около двенадцати, ибо солнце почти в зените. А чтобы узнать точно, надо найти мою палочку. Но, печёнкой чую, что после вчерашнего это будет не просто…
«Твою мать, Поттер, ты не маг, ты имбицил! Прожить столько лет в магмире и не запомнить, что свою палочку волшебник может призвать простым Accio – это верх идиотизма!»
- Accio! – и палочка у меня в руках. – Tempus, – и перед глазами появляются бледно-зелёные цифры, показывающие пять минут первого.
Опустив руку с зажатой в ней палочкой, я закрываю глаза и лежу так пару мгновений. Потом решаю, что пора всё-таки встать и, выпутавшись из одеяльно-подушечного кокона, пытаюсь сесть. Понимаю, что после некоторых событий вчерашнего вечера это несколько неудобно, и, даже не пытаясь найти удобного положения, встаю в поисках собственных очков и одежды. Призвав очки, я обнаруживаю, что мои вещи аккуратно сложены в кресле около огромного зеркала в пол. Поймав себя на мысли, что я стою посреди комнаты, в чём мать родила и с открытым ртом – Снейп собирал и складывал мою одежду?! –, трясу головой, чтобы хоть как-то придти в себя. Потом невольно кидаю взгляд в зеркало и вижу следы вчерашних игрищ. Мда, я и не знал, что Северус может быть таким горячим любовником… Вот уж правду говорят: в тихом омуте…
Видя отражение часов, висящих напротив кровати, я понимаю, что на приведение себя в порядок и уход отсюда у меня осталось меньше пятидесяти минут. Поэтому иду к двери, за которой, предположительно, находится ванная комната, и начинаю смеяться, а потом просто-напросто ржать в голос от абсурдности ситуации: я, Гарри Поттер, Победитель самого тёмного мага двадцатого столетия, законченный Гриффиндорец в n-ном поколении, совершенно спокойно нахожусь голый в спальне Слизеринского декана, преподавателя Зельеварения в Хогвартсе, Ужаса Подземелий и ночного, да и дневного тоже, кошмара не одного поколения школьников, а так же бывшего Пожирателя Смерти и шпиона Ордена Феникса, Северуса Снейпа. Мерлин, давно я так не смеялся! Но всё бы – ничего, если бы не кашель, который стал меня душить спустя минуты две.
Мда, голос я всё-таки сорвал… Надо бы поберечься, что ли?
~*~*~*~
Я пробыл в душе немного дольше, чем планировал, поэтому не успел высушить волосы должным образом и теперь шёл по направлению к Большому залу, ежась от холода. А вы попробуйте выйти с влажными волосами в довольно-таки прохладные коридоры подземелий, и я посмотрю, какую чечётку ваши зубы будут отбивать при этом!
В Гриффиндорскую башню я уже не успевал - иначе бы пропустил обед, а есть хотелось просто зверски! -, поэтому пошёл в столовую в той одежде, в которой был вчера на балу. Всяко мои соседи заметили, что я не ночевал сегодня в спальне, и, если честно, то учитывая, на каком факультете я учусь, теперь об этом знает бОльшая часть населения Хогвартса.
Ещё в комнатах Северуса я отметил багрово-красный засос на шее, синий кружочек – явно от зубов – на левом плече и свежие синяки на, опять-таки левом, бедре, не считая всего остального, и уже тогда понял, что о моём ночном приключении поймут все без исключения. Естественно, что синяки они не увидят, но вот засос был открыт взглядам окружающих, ибо ворот рубашки я оставил открытым. Зачем, спросите вы? А смысл пытаться его скрыть, если он был поставлен в верхней части шеи, и спрятать его невозможно?
Собственно, так и случилось: стоило мне вступить в Большой зал, как на моей скромной персоне скрестились сотни глаз, а потом в них зажглось понимание и жгучее желание узнать, кому же перепал столь лакомый кусочек, как Спаситель магического мира Англии.
Но, не обращая на них никакого внимания, я направляюсь к столу красно-золотых и пытаюсь умостить своё многострадальное седалище на жёсткой деревянной скамье. Странно, раньше она не казалась мне такой неудобной…
Пока я накладываю себе в тарелку отбивную и жареную картошку с гарниром из какого-то салата с оливками, мои друзья успевают придти в себя, и первым это делает Рон:
- Кхм… Гарри?
- Ммм?
- А ты откуда пришёл?
- Из коридора… Разве это не очевидно?
- Рон пытается спросить у тебя, с кем ты провёл эту ночь?
- Да, Гермиона явно лучше тебя умеет формулировать свои мысли, - отвечаю я, отправляя в рот аппетитный кусочек говядины. – По крайней мере, в понятной для окружающих форме, – и в рот отправился румяный ломтик картофеля.
- Гарри?!
- Что, Рон?
- Ответь уже на мой вопрос, Мерлина ради!
- Мне очень жаль, но это останется моим маленьким секретом.
Хитро улыбаясь, я беру кувшин с тыквенным соком и щедро наполняю свой стакан. Мне доставляет какое-то маниакальное удовольствие понимание того, что я знаю что-то, чего не знает ни Рон, ни Гермиона. Особенно, Гермиона. Кажется, Снейпу удалось изменить моё отношение к некоторым вещам всего за одну ночь. Мама, я боюсь того, что будет дальше…
- Ну, Гарри! Мы же твои лучшие друзья! Ты не можешь скрывать от нас такое!
- Ты прав, друг мой, это было бы некрасиво с моей стороны.
Я вижу, как лицо рыжика озарят широкая улыбка, а в глазах появляется предвкушение скорого раскрытия имени того или той, с кем я так весело провёл время. Жаль, что я должен разочаровать Вас, мистер Уизли:
- Но это было бы слишком просто, если бы я преподнёс вам всё на блюдечке с голубой каёмочкой, – какие же у них смешные лица! Мерлин, оно того стоило. Определённо, стоило. – Так что пытайтесь додуматься сами.
Я вижу, как губы Гермионы сжимаются, и она прикусывает правый уголок нижней, как морщит брови, и всё это – знак того, что она сосредоточенно над чем-то размышляет. Я польщён тем, что меня, оказывается, не так-то просто "прочесть".
- Ммм… Это студент Гриффиндора?..
- Нет.
Похоже, это надолго. Бросаю взгляд на стол профессоров и встречаюсь взглядом с моим тайным любовником. Я улыбаюсь ему, на что он приподнимает бровь и, возведя на секунду глаза к небу, продолжает прерванную трапезу.
Мимолётный взгляд на губы, и мою память заполоняют картинки прошлой ночи. А на щеках, вполне закономерно, появляется жгучий румянец.
- Гарри? Ты хорошо себя чувствуешь?
- А? Что? Да… да, хорошо.
- Такое ощущение, что ты вообще не здесь, а летаешь где-то в облаках.
- Я задумался.
- А, понятно. Я спрашивал тебя: это хоть не студент Слизерина, надеюсь?
- Нет, Рон.
~*~*~*~
Обед подходит к концу, и наше Золотое Трио выходит из зала. После целого часа выслушивания идиотских теорий Рона, насчёт того, с кем же я был сегодня ночью, и пребывания под пристальным взглядом Гермионы мне, наконец, удаётся сбежать от них под благовидным предлогом незапланированной встречи с Дамблдором. Как только мне удаётся отвязаться от друзей, которые, надо заметить, иногда начинают сильно бесить, я бегом отправляюсь в душ, и, переодевшись в чистую одежду, собираюсь идти на нижние этажи замка. Главное – чтобы меня никто не заметил. К счастью, по пути к лестнице, ведущей в обитель Слизеринцев, я встретил всего пару студентов и смог скрыться от них прежде, чем кто-либо из них успел меня заметить.
Коридоры же самих подземелий были пусты, видимо даже Змейки прочувствовались моментом и решили попрощаться с тем местом, где учились на протяжении семи долгих лет.
Я прохожу мимо двери в класс, где Северус сегодня читал лекцию третьему курсу Хаффлпафф-Райвенкло, и останавливаюсь возле входа в его апартаменты. Делаю глубокий вдох, чтобы унять дрожь и не казаться столь нетерпеливым, и стучу три раза. В течение нескольких секунд стоит гробовая тишина, но дверь всё-таки открывается, и на пороге стоишь ты. Какое-то время мы смотрим друг другу в глаза, а потом ты отходишь в сторону, пропуская меня внутрь. Зайдя в гостиную, я слышу звук закрывающейся двери и поворачиваюсь в твою сторону. Но, не успевая ничего предпринять, я оказываюсь зажат в кольце твоих рук, а мой рот – запечатан страстным поцелуем, на который я просто физически не могу не ответить! Ты шаришь одной рукой по моей спине, а другой начинаешь расстёгивать пуговицы на моей рубашке, в чём я тебе активно помогаю. В душе у меня разгорается огонь желания, выражающийся пока лишь в сдавленных стонах и рыках, которые ты ловишь своим ртом, зацеловывая мои губы…
~*~*~*~
Уже второй раз за сегодня я просыпаюсь в коконе одеял и простыней моего любовника. Единственное отличие между моим утренним пробуждением и нынешним в том, что рядом со мной кто-то есть, и, чтобы определить, кто, мне даже не обязательно открыть глаза. Это Северус.
- Давно проснулся?
- Да нет, не очень.
Я поворачиваюсь к тебе, прижимаясь всем телом, - Мерлин, ты такой горячий! - а ты обнимаешь меня за талию и зарываешься носом в мои волосы. Я чувствую твоё дыхание и покрываю твою шею мелкими поцелуями. Такое проявление нежности внове для нас обоих, но мне так хочется сделать тебе приятно…
А ещё я понимаю, что не хочу уезжать из Хогвартса, не потому, что лето я опять проведу с Дурслями, и не потому, что этот отъезд станет для меня последним, ведь в школу я больше не вернусь, нет. Здесь что-то ещё, и, похоже, я пока не готов принять это.
- Почему ты вернулся?
Этот вопрос застаёт меня врасплох: я никогда не думал об этом – поэтому я решаю ответить максимально честно:
- Потому что мне так захотелось. Потому что мне это нужно.
- Что ты ждёшь от меня, Гарри?
Я помню, как ты спрашивал у меня то же самое прошлым вечером, а так же помню, что я ответил:
- Заставь меня забыть то, что не связано с… нами.
Я чувствую, как кольцо твоих рук сжимается, и утыкаюсь носом тебе в горло. У меня складывается ощущение, что я слышу биение твоего сердца в сонной артерии, такое спокойное, умиротворённое… и это придаёт мне сил говорить дальше:
- Этим я хотел сказать, что я целиком и полностью принадлежу тебе… Я хочу, чтобы ты позволил мне любить тебя, вот и всё. Просто, позволь мне, Сев… пожалуйста.
Тишина устанавливается в комнате после моих слов, но не гнетущая, а какая-то мягкая, хоть я и с замиранием сердца жду твоего ответа, совершенно чётко осознавая, что ты не обязан давать мне его прямо сейчас.
- Мы должны вставать и одеваться. Солнце уже садиться, значит, скоро начнётся ужин. Думаю, вряд ли не явиться на него нам обоим - будет хорошей идеей.
Я не знаю, как относиться к твоим словам. Честно, не знаю. Они вызвали во мне некое подобие разочарования, но, к счастью, я успел не показать этого и стал делать то, что ты сказал: отлепившись от тебя, я встаю и начинаю собирать свои вещи, разбросанные по всей комнате. И через какое-то время чувствую прикосновение твоих рук к моей талии, горячую грудь, прижимающуюся к моей спине, и тёплое дыхание на шее, а потом возле уха:
- Уизли с Грейнджер в курсе?
- Никто не в курсе, но, бьюсь об заклад, что все они ещё с завтрака пытаются найти ответ на вопрос, кем же является мой любовник. Особенно, после того, как они видели тот засос, который ты так великодушно оставил на моей...
Не успел я закончить, как ты уже провёл языком по моей шее, пытаясь зализать то, что оставил в порыве страсти. Нет, я не могу сдерживаться, и из горла рвётся стон.
- Я вижу.
- На самом деле, я хотел рассказать им сегодня. Рону и Гермионе, я имею в виду.
- Делай то, что считаешь нужным.
- А тебе разве не всё равно от того, что они будут знать о нас?
- Ты больше не мой ученик, ты уже, считай, взрослый мужчина, способный здраво мыслить, хотя, учитывая, кому я это говорю, - вряд ли. Так что да, мне всё равно. Пусть хоть весь мир будет знать об этом, я как не заморачивался, так и не буду заморачиваться вопросом «А что люди скажут?»
- Я протестую! Я очень даже хорошо умею «здраво мыслить», как ты выразился!
И, показав тебе язык, я продолжил собирать свои вещи.
- Да, похоже, я погорячился с «взрослым мужчиной»… Поттер, ты не перестаёшь меня удивлять...
Едва ты сказал это, я кинул в тебя подушкой. Ты совсем не ожидал нападения, поэтому она попала прямо в цель. Я смотрю на твоё обескураженное лицо и безуспешно пытаюсь скрыть улыбку и рвущийся наружу смех. Затем ты, видимо, всё-таки приходишь в себя и кидаешься в мою сторону, без предупреждения начиная меня щекотать, и комнату оглашает девчачий визг, в котором я с трудом узнаю свой голос. Но в какой-то момент мне удаётся вырваться из твоего захвата и убежать в другой конец комнаты, укрываясь от летящей в спину подушки. Поносившись друг за другом по комнате, мы выбегаем в гостиную, я громко смеюсь и в попытке убежать подальше сталкиваюсь лицом к лицу с… профессором Дамблдором.
Ты, по всей видимости, не ожидал, что я так резко заторможу и врезался в мою спину, повалив на землю и упав сверху.
- Ты чего?
Проследив за мои взглядом, ты понимаешь, что мы не одни.
Угу, картина маслом: Гарри Поттер и Северус Снейп носятся по комнатам последнего в одних трусах и вообще весело проводят время в компании друг друга.
Это он ещё не видел, что в спальне творилось несколькими часами ранее…
Я вижу всю палитру эмоций на лице директора, и мне не до смеха.
Я стараюсь придумать более-менее правдоподобное объяснение тому, что он увидел, но из моих мыслей меня вырывает взрыв дикого хохота, который, к моему огромному удивлению, исходит от пожилого мага, хохочущего так, что ему приходится опереться на спинку дивана рукой, чтобы не присоединиться к нам, до сих пор сидящим на полу. Его смех мог бы быть очень заразительным, если бы я не испытывал такое смущение от сложившейся ситуации.
Поспешно встав на ноги, Северус накинул мне на спину плед, лежащий в кресле, а сам сбежал в спальню, чтобы тоже прикрыться хоть чем-нибудь. И тут до меня дошло, что я остался один на один с человеком, которого с детства считал кем-то вроде отца и деда в одном флаконе. А ещё я понял, что Снейп банально сбежал! Гад! Хотя, что с него взять, Слизеринец ведь… Гы, ну, я это тебе ещё припомню, любимый…
Наконец, смех Дамблдора прошёл, и он посмотрел на меня своими голубыми глазами, в которых плескались остатки былого веселья. Под его взглядом я не смог удержаться от немного кривоватой улыбочки и пожатия плечами, мол, так получилось…
- Я давно не видел тебя таки живым, Гарри. В сущности, это – всё, что нужно человеку для счастья, не так ли?
- Эмм… Да, наверное. Но, профессор, я…
- Не нужно передо мной оправдываться, Гарри. Это твоя жизнь. Ваша. Единственное, на что я надеюсь, так это на то, что вы не причините друг другу особого вреда.
- Я тоже на это надеюсь.
- Ладно. Я забыл уже, зачем приходил к Северусу, так что поздоровайся с ним за меня.
- Конечно, сэр.
- Увидимся за ужином. И не опаздывайте, мальчики.
- Не опоздаем. Спасибо, профессор Дамблдор. До свидания.
- До свидания, Гарри.
За директором закрывается дверь и только тогда мой дорогой возлюбленный решается высунуть свой нос из спальни.
- Ты позорно сбежал, оставив меня объясняться с ним один на один!
- Не правда, я просто почувствовал, что вы хотите поговорить без посторонних.
- О, да! О моей голой заднице, к примеру!
- Как это «голой»? Ты же в боксерах.
- Ну, хватит уже дурака валять!
- Да я вообще молчу.
Ты смотришь на меня, улыбаясь той улыбкой, которую я уже успел полюбить. Я же отвечаю тебе прямым взглядом в глаза и сжатыми в полоску губами. И тут, совершенно случайно, с моих плеч спадает плед и ложиться у меня в ногах.
- Упс.
- Хочешь поиграть, маленький негодник?
- Поиграть во что?
- Может, уже не будешь притворяться, что не пон….
Я целую тебя, заставляя тем самым заткнуться, а ты с готовностью отвечаешь на мой поцелуй и толкаешь меня в сторону камина, где лежит мягкий ковёр с длинным ворсом…
~*~*~*~
Выбравшись, наконец, из нашего райского уголка, мы пошли в Большой зал. И тут, уже второй раз за сегодня, я приковал взгляды абсолютно всех людей, находящихся в столовой. Но, если в первый раз шум, стоящий во время обеда, лишь слегка уменьшился, то теперь в зале установилась гробовая тишина: ни разговоров, ни шепотков, даже звука столовых приборов не было. Видимо, наше с тобой совместное появление оказалось куда фееричнее моего единоличного.
Я нахожу взглядом своих друзей и машу им рукой, замечая странное выражение их лиц. Вдруг глаза Гермионы округляются, а рот приоткрывается, как если бы она что-то поняла и это понимание её сильно ошеломило. Рон видит её реакцию и трясёт за руку, пытаясь добиться того, чтобы она ему объяснила, что происходит и, почему их друг приходит на ужин в компании ненавистного учителя Зельеварения.
Я уже делаю пару шагов в направлении своего стола, когда меня останавливает до боли знакомый голос:
- На самом деле, мистер Поттер, чтобы оправдать Ваши ожидания…
Я разворачиваюсь в твою сторону и вижу твоё медленное приближение ко мне и прямой взгляд, глаза в глаза.
- … я хочу сказать, что даю Вам право любить меня.
- Ох…
Кажется, все в зале, так же, как я, задержали дыхание.
- В таком случае… могу я позволить себе обнять вас, мистер Снейп?
- Да, пожалуй, можете, друг мой.
Я смеюсь и кидаюсь тебе на шею, целуя так полюбившиеся мне губы. Наш поцелуй бесконечен. Я чувствую твои руки, обнимающие и поддерживающие меня за талию, весь мир сжимается до маленького пространства вокруг нас, и я забываю обо всём на свете, кроме нас двоих.
К О Н Е Ц =))

@темы: ГП, слеш/яой, Фики

---

Да здравствует Dairy!

Всем, кто забрёл сюда, - привеееееет!!!
Надеюсь, вам у меня понравится)
Буду постить здесь своё недотворчество и понравившиеся посты других)
В общем, всё, как обычно)